Бесенок

— Свои деньги вкладываю. Благо, что пока могу. Иначе бы тоже пустил на приработки солдат.

— Давай так. Я сегодня поговорю с тетей. Возможно что-то мы сможем из своих кошельков выделить. Не обязательно деньгами. С мамой поговорю. На все четыре полка вряд ли хватит, но верных солдат надо накормить.

— Надо. — серьезно произнес Патрик. — А ты не боишься, что остальные полки осерчают?

— Так выдачи эти оформим как поддержку за учебу делу ратному. Они же ими не занимаются.

— Это опасная игра. Такие дела подорвут уважение солдат к их полковникам. А те и так сохраняют лояльность с большими оговорками.

— Думаешь мне не нужно в это встревать и пустить все на самотек?

— Нет, конечно, — улыбнулся Патрик Гордон. — Просто предупреждаю — ситуация и так опасная. Хотя то, что ты готов идти на такой риск, уже хорошо.

— Может быть еще быстрой стрельбе станешь полк учить?

— Толку? Ружей для того годных добрых нет на полк.

— А если я их добуду? Или изыщу средства для переделки имеющихся?

— Тогда и поговорим…

На этом они и расстались. Алексей же в нахохлившемся и раздраженном виде отправился к Патриарху.

— Ты ведь понимаешь, что я не должен вмешиваться? Мы же с тобой обсуждали и не раз симфонию светских, земных властей и духовных пастырей.

— Если план Милославских удастся, то на Москве сядет новый царь: или протестант, или католик. Какая уж тут симфония? Как одному, так и второму православие без надобности. Смекаешь, к чему я клоню?

— Это лишь домыслы.

— Да. Домыслы. Но разве под ними нет оснований?

— Есть. Но я не могу открыто вмешаться. Или ты думаешь, они меня не уговаривали?

— Боишься за себя?

— За церковь нашу православную. Они ведь в случае успеха скормят ее раскольникам. Да и так — в лоне матери-церкви далеко не все довольны делами твоего отца. Он слишком рушит старину. Я-то поддерживаю. Но основа церкви — коллегиальность. Поверь — им хватит влияния вынудить меня занять выгодную им позицию, если я отступлюсь от симфонии.

— Так ты и не отступайся. Просто купи у меня печи для нужд церкви. По завышенным ценам. Дескать, очень нужно. Горит. Я ведь их по заказу отца для нужд армии готовлю. Вот наценку и дай, чтобы умаслить.

— Деньги? Зачем тебе они?

— Ты разве не понимаешь, куда они пойдут?

— Учитывая то, что тебя сегодня видели у казарм Бутырского полка, догадываюсь.

— Вот. Помощь это? Нет. Вмешательство? Упаси Боже. Просто матери-церкви очень понадобились переносные походные печи для каких-то своих северных и сибирских нужд. Да и болтать мы об этой сделке на каждом углу не станем.

— Думаешь, Софья или ее соратники дураки? И ничего не поймут?

— Если Милославские проиграют помощь церкви зачтется. Петр не забудет этого.

— А если выиграют?

— Если ты поможешь с деньгами — не получится им выиграть. Никак не получится.

— Блажен, кто верует… — буркнул патриарх.

— Блажен. Но так твоя совесть хотя бы будет чиста.

— Ой ли?

— Именно так. Отставь свой чин в сторону и ответь мне как простой русский человек. Хотел бы ты, чтобы на Руси воцарилось католичество или протестантизм? Скорее последнее. Ведь Милославские дружны с раскольниками, а те, в свою очередь, близки с протестантами. Или ты потом, допустив сие, в могиле станешь ворочать, а то и упырем каким неупокоенным восстанешь не в силах такое терпеть?

— Типун тебе не язык! — рыкнул Адриан.

— Типун, — покладисто кивнул Алексей. — Я не прошу от тебя ответа в слух. Ответь для себя. Хочешь, чтоб было так?

— Я не просто так говорю про то, что преуспеть вам супротив Милославских будет непросто.

— Я слышал о том, что они к четырем полкам, стоящим в Великих Луках, подтягивают иные. И что злодеев к Москве стягивают тайно.

— Кто бы сомневался. — фыркнул патриарх. — А про отца слышал?

— Про него разное болтаю. Что-то конкретно?

— О том, что его подменили.

— Конечно слышал. Эти же болтуны языкатые рассказывают по углам, о том, что и я — одержимый чернокнижником. И одержимость эту наслали немцы, дабы взять через меня власть над Русью.

— А это не так?

— Ты хочешь, чтобы я оправдывался? — по-доброму так улыбнулся Алексей, только глаза сделались злыми-злыми. А потом тем же практически елейным голосом продолжил. — Или ты сам дурак старый утратил веру в Мать-Церковь? Ту самую, в которой я причастие принимаю. Или, быть можешь, ты раскольник старый, что отрицает ее святость? Или даже прости господи пастафарианин?

— А это что такое?

— Слышал я краем уха о такой секте новой. Они де постулируют вкушение в пост мясных шариков вареных с таким же вареным хлебом, а также веру в Спасителя, который не вознесся, а спит на дне морском до срока.

— Ужас какой…

— Ужас, — кивнул царевич. — Вот я и спрашиваю — неужто поддался соблазну дьявольскому?

— Ты говори, да не заговаривайся!

— Тогда отчего помочь не хочешь? Ну выехал отец по делам из России. Ну и что? Владимир Святой тоже регулярно покидал Русь.

— Владимир ходил с войском.

— Отца тоже окружают верные люди.

— Болтают, что не все.