Бешан или Пастер? Утерянная глава истории биологии

Если рассмотреть более близкий к нам период времени, то можно процитировать информацию, предоставленную Черчиллем палате общин 6 июля 1920 г. В ответ на вопрос он заявил, что среди солдат, раненых или травмированных во время южноафриканской войны, было лишь 6 случаев столбняка, что составило заболеваемость 0,28 на 1000. Кроме того он заявил, что было три смерти, что составило смертность 0,14 на 1000. Среди офицерского состава вообще не было случаев столбняка.

Получив запрос на ту же информацию в отношении последней войны, Черчилль два дня спустя не смог привести никаких цифр, кроме тех, что касались Западного фронта, но при этом он не указал количество случаев заболевания и смерти. Он привел приблизительную цифру заболеваемости 1,22 на 1000 и приблизительную смертность – 0,49 на 1000. Мы уже видели, как смертность можно снизить включением в статистику локального столбняка, от которого не умирают, но даже если забыть об этом удобном статистическом факторе, заболеваемость и смертность все равно остаются выше, чем в войсках в Южной Африке, которые были абсолютно не знакомы с «профилактическими» прививками от столбняка!

Итак, достижения лекарственной медицины на протяжении Первой мировой войны не идут ни в какое сравнение с достижениями хирургии. Это особенно заметно в свете современных улучшенных мер по гигиене, великолепной системы ухода за больными и огромного самопожертвования большинства военных врачей и медсестер. Судя по всему, лишь пастеровские методы виновны в том, что успехи терапии были далеки от успехов хирургии.

В качестве примера можно привести распространенность сепсиса. Даже такой преданный сторонник Пастера как д-р Салиби признал, что война

«подняла новые проблемы, и не в последнюю очередь в отношении септических ран такого характера и в таком количестве, что это приобрело стратегическое значение, и наши хирурги едва ли сталкивались с подобным в предыдущей войне»[273].

Проблему, конечно же, сразу приписали болезнетворному организму, живущему в унавоженной почве; но с неутомимым упрямством, свойственным Природе, опровергающей такие благовидные объяснения, раны, полученные в море, где вообще нет почвы, оказывались настолько же септическими, как и те, с которыми сталкивались на суше. Если бы наши медики последовали учению Бешана, как сделал француз Галипп, то смогли бы тоже понять, что это явление обязано микробиозу, а также понять роль поврежденных тканей и вытекающей крови, которые с помощью своих микрозимов могут породить внутри себя, согласно Галиппу, инфекционные частицы[274]. Гораздо более вероятным представляется, что такое заболевание возникнет в крови, зараженной лекарствами Пастера, нежели в незагрязненной крови здоровых людей.

В «Ваксинэйшн Инкваерэр» лаконично подвели итог:

Более чем вероятно, что врачи по своей старой привычке одной рукой лечат, а другой упрямо и добросовестно калечат[275].

К несчастью, помимо общих свидетельств, война предоставила конкретные примеры справедливости такого мнения. Мы сошлемся лишь на один показательный случай – принудительную вакцинацию Бедфордского полка на борту корабля «Императрица Британии» по пути его следования из Южной Африки в Индию в апреле 1917 г. Хотя корабль одолевали паразиты, и водоснабжение, как для питьевых целей, так и для гигиенических, было совершенно недостаточным, на вакцинации состава бедфордского полка настояли, несмотря на совет не делать этого. В результате десятеро умерли на борту и еще пять по прибытию в Бомбей, и, кроме этого, еще пятьдесят человек тяжело заболели. Никакого официального запроса не было сделано в отношении этого весьма печального инцидента – такова была дымовая завеса, скрывающая даже самые ужасающие преступления Пастера.