«Бещисленные рати и великия труды…»: Проблемы русской истории X–XV вв.

Восточноевропейский регион географически был отдален от зоны франкской экспансии, и прямое ее воздействие на формирование государства восточных славян — Руси — вроде бы не просматривается. Однако есть данные, позволяющие полагать, что Русь не осталась в стороне от этого явления. Содержатся эти данные в древнерусских и византийских источниках.

В «Повести временных лет» (начало XII в.) в рассказе о расселении славян (помещенном во вводную, недатированную часть летописи) говорится: «Волохомъ бо нашедшим на словѣны на дунаискые, и сѣдшимъ в нихъ и населяющимъ имъ, словѣне же ови пришедше и сѣдоша на Вислѣ, и прозвашася ляховѣ, а от тѣхъ ляховъ прозвашася поляне, ляховѣ друзии лютицѣ, инии мазовшане, а инии поморяне. Тако же и тѣ же словѣне пришедше сѣдоша по Днѣпру и нарекошася поляне, а друзии деревляне, зане сѣдоша в лѣсѣхъ; а друзии сѣдоша межи Припѣтью и Двиною и нарекошася дреговичи; и инии сѣдоша на Двинѣ и нарекошася полочане, рѣчькы ради, яже втечеть въ Двину, именемъ Полота, от сея прозвашася полочанѣ. Словѣне же сѣдоша около езера Илмера, и прозвашася своимъ именемъ, и сдѣлаша городъ и нарекоша и Новъгородъ. А друзии седоша по Деснѣ, и по Семи, и по Сулѣ, и нарекошася сѣверо»[30]. Таким образом, утверждается, что славяне, жившие на Дунае, подверглись нападению и насилиям со стороны неких волохов, и вынуждены были переселиться; причем к этим переселенцам с Дуная отнесены как «ляшские» группировки (заселившие территорию будущей Польши), так и ряд восточнославянских — поляне, древляне, дреговичи, полочане, словене и север (северяне). Под «волохами» имеются в виду франки[31], которые после разгрома ими Аварского каганата стремились утвердить свое господство в Среднем Подунавье: в конце VIII столетия в состав Франкской империи вошли карантанцы (хорутане), франкское верховенство временами признавали мораване и хорваты[32]. Другое упоминание «волохов» в «Повести временных лет» (в статье 898 г.) говорит о вытеснении их из Среднего Подунавья венграми («…и почаша воевати на жиущая ту волхи и словѣни. Сѣдяху бо ту преже словѣни, и волъхве прияша землю Словеньску; посем же угри прогнаша волъхи, и наслѣдиша землю ту, и седоша съ словѣны, покорившея подъ ся, и оттоле прозвася земля Угорьска»[33]), что соответствует реалиям восточнофранкско-венгерских отношений в конце IX — начале X столетий.

Летописное утверждение о переселении части восточных славян с Дуная археологией в целом, казалось бы, не было подтверждено: восточнославянские общности Раннего Средневековья формировались главным образом на основе населения культур лесостепной и лесной зоны Восточной Европы VI–VII вв.[34] Но в последние десятилетия были накоплены археологические данные, позволяющие полагать, что вымыслом это утверждение не является. Выяснилось, что в культуре славян Восточной Европы прослеживается среднедунайское влияние, причем отчасти связанное, скорее всего, с инфильтрацией групп населения из Среднего Подунавья. При этом особенно интенсивно данное влияние прослеживается в VIII–IX вв.[35] Представление о переселении под давлением волохов-франков, таким образом, могло быть связано с реальными выходцами со Среднего Дуная, имевшими опыт контактов с франкским социумом[36].

Другой «франкский след» обнаруживается в византийских источниках.

При византийском императорском дворе существовала традиция, запрещавшая браки членов царствующей семьи с иноземцами, за одним исключением — для франков, делаемым, по выражению императора Константина VII Багрянородного, «ради древней славы тех краев и благородства их родов»[37]. Подтверждением этих слов явилось обручение в Константинополе в сентябре 944 г. сына Константина Романа с Бертой, дочерью короля Италии (в византийских хрониках — «король Франгии») Гуго[38]. Во время этого события в столице империи находилось русское посольство, заключившее от имени киевского князя Игоря договор с Византией (текст которого сохранился в составе «Повести временных лет»[39]). А через несколько лет, около 948 г., в рассказ византийского придворного хрониста о походе Игоря на Константинополь 941 г. было внесено утверждение, что русские (греч. Ῥῶς) происходят «от рода франков» — ἐκ γένους τῶν Φράγγων[40].

Анализ данного известия[41] привел к выводу, что информация о франкском происхождении руси не могла иметь византийское или франкское происхождение, она явно была получена от русской стороны. Вероятнее всего, это было связано с планами правительницы Руси (с 945 г.) княгини Ольги заключить брачный союз с империей[42]. Франкское происхождение русского княжеского семейства позволяло обойти запрет на браки с иноземцами, соблюдавшийся в Константинополе. Понятие «франки» имело тогда в Византии широкое значение: так именовали население государств, наследников империи Карла Великого, безотносительно этнической принадлежности[43].