Бешеное счастье некроманта

Я поскорее закрыли лицо руками, чтобы не видеть этот коллективный позор.

Боги войны, если безумие заразно, даруйте мне иммунитет.

— Ру-ту-ру-ту-ту-ту-ту! Кейт-тебя-сейчас-прибью!

Спохватившись, я судорожно похлопала себя по карманам куртки.

Где там этот дурацкий подарок?

Как подсказывал инстинкт самосохранения — в ситуации коллективного помешательства и ниар-сет некроманта сойдет за компас. Подарок (да-да, тот самый, что Влад презентовал) пропитался поганым характером своего хозяина. Едва я сунула руку в карман и нащупала пальцами ключик, тот нырнул в крохотную прореху и завалился в подкладку.

— Ру-ту-ру-ту-ту-ту-ту! Кейт!!!

Поминая ырку, я резанула внутренний слой ткани ножом и вытащила крохотный ключик на обычной бечевке. Одновременно с этим единственная здравомыслящая гиена взобралась наверх (не иначе как чудом), весьма удачно подкралась со спины и бросилась на добычу.

Повалив меня лицом вниз, хищник сжал челюсти и принялся с остервенением рвать воротник куртки. Я мощно двинула гадине локтем в пузо, вывернулась из-под тяжелого тела и вскочила, чтобы иметь преимущество атаки.

— Кейт!!!

Полузадушенный вопль Спайка и ржач гиен стали доказательством того, что попотряс больше не работает.

Я сконцентрировалась на огненной сути, зажигая на ладонях два ярких сгустка пламени. Рычай мужественно выругался. Эдвард взял испуганное ми второй октавы. И мы приготовились встретить конец.

ГЛАВА 22. Вешка

Если бы кто-то писал истории наших жизней, то мог бы ограничиться одним предложением на каждого. Что-то типа: «Кейт Хьюстон всегда куда-то бежала и сражалась. Рычай, громила с добрым сердцем, был принцем, который учился быть обычным. Эдвард запомнился многим своими модными взбрыками».

Про дохлого питомца главы отделения некромантии написали бы что-то в духе: «Спайк был тем, кто всегда ехидничал, и даже смерть не отучила его хамить от страха».

С диким воем и хохотом конченых психов стая бросилась на драколича. И угадайте, что сделал драколич?

— Фу, дамочка, у вас разит из пасти. Хотя бы чесноком заедали этот смрад.

Напавшая гиена поперхнулась от возмущения собственным языком. Удар задней лапой, взмах хвостом, разворот и нокаут гиены.

— Кто следующий в очереди за автографами? Не стесняемся, подходим по одному! Эй ты! Да-да, ты, причина ранней седины и скорого облысения мирных граждан, смелее…

Увертка, прыжок через двух противников, грозное клацанье челюстей.

— Мадам, позвольте бестактный вопрос, — Спайк уже переключился на другого противника, — вам блохи не досаждают?

«Мадам» грозно рыкнула, демонстрируя, что ей досажает только он.

— И вот не надо снисходительно щерить на меня резцы, я, между прочим, породистый дракон с серьезными намерениями вскружить вам голову и чисто по-мужски слинять под шумок чувств… Эй! Какая зараза укусила звезду за хвост?!

Пока Спайк прорывал оцепление, Рычай и Эдвард играли в парную пантомиму. В данный момент они пытались показать задание на пять очков «сконфуженные сурикаты». Надо отдать должное актерскому таланту и адреналину в крови — получалось крайне правдоподобно.

— Бегите! Я прикрою! — решила я за потерявшихся в схватке некромантов.

Нападающие гиены были со мной в корне не согласны, логика и здравый смысл тоже не поддержали, но… когда я интересовалась такими мелочами?

Сорвавшийся с моих пальцев огонь лизнул голые камни и бросился на карабкающихся по камням гиен. Зверюги с визгами посыпались на землю, аки спелые яблочки с веток.

— Вперед! — приказала и даже указала, куда драпать.

И вот адекватные уже давно отважно тикали бы по остывающему после атаки камню, но то адекватные, к коим крайне тяжко причислить некромантов.

С видом паршивого фокусника на детской площадке доракхай извлек из мешка здоровенную кость.

Уж и не знаю, из какого пласта земли они вырыли эту часть опорно-двигательного аппарата. В моем представлении нечто столько большое могло принадлежать только крайне далеким предкам нынешних слонов.

Эдвард засвистел и крикнул:

— Эй, гиены, посмотрите сюда!

Четвероногие все как один застыли и подняли морды, концентрируя внимание на косточке в руках орка. После драколич всячески отнекивался, мол, он даже ухом не повел, подумаешь, кость, он их столько за жизнь перевидал. Но я-то знала, что стадное чувство обуяло и его.

Из глубин ДНК каждого зверя всплыл древнейший рефлекс. Этот рефлекс был также могуществен, как открывающийся во время прокраски ресниц рот, как отдергивающаяся от горячего рука и как желание покупать при виде слова «распродажа».

— Взять! — скомандовал Рычай и кинул палку. В смысле кость.

Рефлекс приказывал бежать за брошенной двуногим хренькой, чувство пофигизма всячески восставало против. В результате борьбы двух противоположностей победила лень, к которой под шумок присоединился здравый смысл.