Бешенство небес

– Да нет же! – воскликнул удивленный Нес. – Мы мирно побеседовали, я... прочел этому молодому человеку что-то вроде лекции. Затем на нас напал Лан Алоа со своими безумцами, но это не имеет отношения к юноше. Я... мне вообще-то надо многое рассказать вам, – обратился он к Арлее. – На дне провала, там...

– И ему, – перебил Смолик, кивая на Гану. – Ему тоже надо многое рассказать. Пусть расскажет, например, как попал на корабль работорговцев после того, как его затянуло под гору. Полагаю, дорогая хозяйка, всем нам следует проследовать в ваш кабинет, захватив кувшин-другой вина. Выпить там. И поговорить.

– Это невероятно!

Изданный Траки Несом возглас изумления совпал с появлением в кабинете Нахаки. Поставив вторую бутыль с вином на стол, возле которого расположились Арлея, бултагарец, капитан и Тулага, туземка беззвучно скользнула к Смолику. Теперь на ней было одно из платьев Арлеи, которое пришлось существенно ушить, так как Нахака оказалась почти на две головы ниже хозяйки торгового дома.

– Она что, так и будет сидеть там, пока мы разговариваем? – возмущенно спросила Арлея, увидев, как туземка опустилась на пол возле кресла, обхватив капитана за ноги. – Тео!

– Ну ладно, ладно! – Он поднял руки, защищаясь, и обхватил Нахаку за плечи. – Не сверкай на меня глазами, строгая хозяйка! Все, что есть приятного в этой жизни, либо аморально, либо незаконно, либо приводит к ожирению. И вообще – при чем тут я? Она сама... то есть я столкнул толстяка в провал, как раз когда она ковырялась ножиком в его брюхе, а он собирался размозжить ей голову рукоятью своего пистолета. Ну и милая крошка решила, что я – новый хозяин.

– Это отвратительно, – сказала Арлея.

– Да? А мне прошлой ночью показалось, что наоборот. Гляди, гляди, добрая хозяйка, я даже снял с нее рабский ошейник...

– ...Чтобы продать скупщику золото, из которого его отлили?

– С чего ты реши... А, точно, я так и сделал! Ну и что? На это золото я купил себе вот этот славный двуствольный пистоль и еще кое-какую мелочовку, чтобы лучше защищать тебя. А Нахака вольна идти куда хочет, никто не держит ее насильно. И все же она предпочитает остаться у моего, так сказать, изножья... Встань, милочка, и застегни, прошу тебя, воротник своего нового платья, зачем ты расстегнула его до самого пупка? И еще прекрати наконец тискать меня за икры – я знаю, они чудесны, но ты же видишь, наша добропорядочная повелительница гневается на твое невинное бесстыдство. – С этими словами Смолик поднял Нахаку с пола и усадил себе на колени.

– Господа, не могли бы мы вернуться к рассказу... – почти жалобно попросил Траки, огорченно щелкая языком, но Арлея вновь перебила его:

– Нет, не можем. Разговаривать, когда она торчит у него на коленях и пытается расстегнуть его штаны, я не буду!

– Крошка – жертва дурного воспитания и отсутствия хорошего образования, доступного лишь богатым белым женщинам, – запротестовал Смолик укоризненно, обнимая томно улыбающуюся Нахаку за талию, а второй рукой гладя ее немного ниже.

– Вели ей уйти, – отрезала Арлея. – Иначе никакого разговора не будет.

Тео что-то прошептал на ухо Нахаке, заставил ее встать и шлепком по ягодице отправил прочь из комнаты.

– Продолжим же! – взмолился Нес. – Капитан де Смол, вы настаиваете на том, что видели и слышали? Я... признаюсь: я не верю вам! Вы действительно видели, как мир летит сквозь некое пространство, полное исполинских столбов, и на его пути...

– Я тоже видел, – заговорил Гана, и все посмотрели на него. – Фавн Сив на дне провала показал дыру. Она вела наружу. Столбы, похожие на деревья, но не из дерева. Очень большие. На них огни и... там кто-то живет. Все это... – Гана махнул рукой, не в силах выразить волнение, охватившее его при воспоминании о внешнем пространстве и о том, что тогда произошло в его голове, о странном беззвучном взрыве, когда мироздание будто перевернулось вверх тормашками и для него изменилось навсегда. – Все, что снаружи, – оно невероятное. Там лес. Лес Каварга. Аквалон летит сквозь него. Или плывет, как... как рыба. Как кит. Он большой, неповоротливый. И он живой. Впереди лежит другой мир, больше нашего. Он разбился, ударился о дно... дно Канона. – Тулага повернулся к Смолику: – Ты сказал «Квази». Так оно назвало себя? То, что разговаривало через медузу?

– Да.

– Что оно такое?

Смолик пожал плечами, задумчиво проводя ладонью по верхушке своей «пальмы».

– Сознание мира. Аквалон. Это был Аквалон.

– Что-то похожее я слышал, когда Уги-Уги заставил меня принять гношиль. Какой-то голос, слышный сквозь шипение и треск. И потом, в пещере под горой... Через гношиль Квази пыталось говорить со мной. А после Фавн Сив хотел, чтобы я спас мир.

– Спас мир! – патетически повторил Траки Нес, всплеснув руками.

– Да. Потому что иначе он разобьется о тот, лежащий на нашем пути. И случится это скоро. Облака волнуются уже сейчас, шторма даже в тихом Сне. Наверно, умерший мир как-то влияет...

– Притяжение, – пробормотал бултагарец.

– Все правильно, – подтвердил Смолик. – Ты, хозяйка, не поверила мне там, на клиргоне, но теперь видишь, что я прав?