Бешеные души

Свернув с 1096, я вышла на 1153. Эта улица была не такой вонючей, как 1096, где гоняли грузовые беспилотники с ужасным выхлопом. 1153 была пешеходной, и я мгновенно влилась в небольшой поток спешащих куда-то, уставших людей. Редким этот поток был, потому что все сторонились друг друга, такая уж у нас появилась привычка. Если кто-то вдруг загорится, лучше держаться от него подальше, иначе заденет и тебя. Страшно было прижиматься в толпе к соседу, страшно ездить на общественном транспорте, в закрытом глухом метро. Но в метро и так пускали очень выборочно, это транспорт для чуть более зажиточных.

Мне некогда было тащиться со скоростью трусов, и я просачивалась сквозь поток. Кафе, бары, магазины, улица 1153 – улица покупок, подвалов, укромных мест на огромных подземных парковках. Раньше полиция пыталась ставить камеры, контролировать всех, а потом забросила это дело. Потому что такие камеры неплохо стоили на черном рынке, и их постоянно снимали, их разбирали на детали, вытаскивали остатки драгоценных металлов из плат, снимали линзы или просто переоборудовали для защиты собственного жилища. Люди старались заработать на всем. Улица черных рынков, грязных сделок и незаконной работы. Такие появлялись в каждом районе.

Айх был сосредоточением небоскребов и странных домов вычурной архитектуры. На новых планетах архитекторы позволяли себе многое, зачастую слишком. Но огромные стеклянные основания небоскребов, их фасады были испещрены вмятинами, сколами, трещинами, там, куда удавалось добросить камень или шарик с краской. Кое-где висели самодельные плакаты и растяжки с призывами к революции, которые еще не успели снять. Где-то лозунги были совершенно абсурдны, вроде: «Сбросьте оковы воздуха! Дышите угарным газом!» Везде попадалась подобная чушь. Сумасшествие или призыв к самоубийствам? Понятия не имею.

Улица была невероятно широка, редкая река людей среди огромных стеклянных и металлопластиковых монстров. Многие стали ходить пешком. Без керали запрещалось пользоваться даже автомобилями. Мало ли что случится, когда ты будешь им управлять, помимо себя, можешь убить еще до черта людей. Конечно, можешь превратить себя и машину в воду и просто стать лужей на скоростном шоссе, но это в лучшем случае.

Я свернула в подъезд огромного черного небоскреба. Он был полностью обесточен и, вроде как законсервирован, но вот парковка под ним была свободна и люди с радостью ею воспользовались. Я прошла через одну из десяти крутящихся, изрисованных краской дверей. Раньше тут стояли автоматические двери, но их постоянно ломали, вынимая датчики. Старые добрые механические двери проявили себя лучше. В холле лежала дешевая пластиковая зеленая плитка с рисунком под мрамор и пыталась прикинуться змеевиком. По плитке в разные стороны тянулись протоптанные толпами людей тропки. Я нырнула в боковой, единственный работающий здесь лифт и поехала вниз. Кабина бессовестно воняла, хорошо, что ехать от силы минуты две. Я попала на огромную, плохо освещенную подземную парковку. Правда, это скорее напоминало некий подземный город. Брошенные одноместные машины неплохо подходили под временное жилье. В них селились те, кто потерял свой дом либо продал его в обмен на кераль. Запах тут был не такой сильный, как в лифте. Люди старались, чтобы вентиляция и вытяжка работали бесперебойно. Тут за этим следили.

Когда-то дорогие машины стояли с заглушенными двигателями. Теперь на них были навешаны тряпки, сушилось белье, рядом на газовых горелках готовилась еда. Из разных концов импровизированного пристанища доносились музыка, разговоры, крики, детский плач. Здесь люди нарушали все мыслимые предосторожности – они жались друг к другу, и это было крайне опасно. Именно поэтому я не любила находиться здесь.

Кое-где между машин бегали дети в поношенной одежде, им было весело, и они играли в догонялки среди всей этой кутерьмы. Мне было дико видеть это. Как можно заводить детей, когда вокруг конец света?

– Анна! – меня окликнули. Между машин я увидела человека, с которым знакома всю жизнь.

Черная борода, всегда аккуратная, растрепалась во все стороны, некогда одетый с иголочки, сейчас он смахивал на бомжа. Лицо осунулось, вид уставший. Но вот былой след сияющей улыбки еще остался. Это был мой бывший начальник. Его жена растворилась в воде, принимая ванну. От нее осталась только кисть руки. Он не смог это пережить. Прямо как я.

– Анна, – он будто с облегчением выдохнул мое имя.

– Давид, – я улыбнулась ему, в какой-то мере мне было приятно его видеть. Но я старалась особо не разжимать губ, от меня наверняка несло перегаром.

– Как поживаешь?

– Живу, пью, сплю и снова живу, – отрезала я, шмыгнув носом.

– Болеешь? У меня есть тут…– он смущенно указал на машину в дальнем углу, с открытой дверью, завешанной рваной простыней.

– Не надо, Давид. Прости, – я заторопилась. – Извини, мне надо идти.