Бешеный куш

Поползав по огромной кровати, она наконец нащупала под одной из подушек глянцевую обложку журнала. Да, это он. И это ее фото на обложке, где она, причудливо изогнувшись, стоит в платье от «Ральф Лорен».

Только вот почему она с этим журналом лежит в кровати?.. У нее ведь есть лоджия, и какая лоджия… На ней вполне можно играть в теннис… Сейчас она выйдет, развалится с журналом в руках в шезлонге — и будет изучать нюансы собственной фигуры на обложке…

Соскользнула на пол, вышла из номера как была, босиком, в пижаме. Подставив лицо мягкому октябрьскому солнцу, подошла к краю лоджии, к самым перилам. Посмотрела на океан.

С пятнадцатого этажа за бордвоком[12] перед ней распахивалась до самого горизонта серо-зелено-голубая бесконечность. Это была стихия, но ничего злого в этой стихии сейчас не было. Это была стихия мягкая, добрая, испещренная белыми точками летающих над самыми волнами чаек, цветными лоскутками яхт, то возникающими, то исчезающими за гребнями пены. Стихия, наполняющая ее счастьем.

Подумала: и это счастье будет принадлежать ей целый год. А может быть, и не целый год, а всю жизнь… Или, на худой конец, лучшую часть жизни.

Услышав звонок в дверь, с досадой обернулась. Она никого не приглашала и не ждала, ей сейчас совсем не хотелось кого-то видеть.

Подойдя к двери, спросила:

— Кто это?

— Здравствуйте, мадам, я педикюрша, — голос был с сильным азиатским акцентом. — У меня записано, что в десять тридцать я должна быть в вашем номере.

Вспомнила: она действительно заказывала на сегодняшнее утро педикюршу. На всякий случай включила крохотный телемонитор, вмонтированный в стену рядом с дверью, — экран добросовестно отразил лицо пожилой филиппинки, стоящей у двери номера с чемоданчиком и раскладным креслом.

Открыв дверь, Синтия улыбнулась:

— Простите, я забыла…

— Ничего, мадам, я все понимаю. Где будем делать?

— Можно на балконе?

— Конечно, мадам, почему нет. Можно где угодно. Идемте…

Улегшись на балконе в шезлонг, Синтия взяла журнал и, позволив педикюрше обрабатывать ноги, углубилась в изучение собственной фигуры, изображенной на обложке. Это было совершенно особое ощущение, сладостное ощущение победы, потому что «Вог» выходит практически во всех странах мира и все, держащие в руках «Вог», смотрят сейчас на нее. Я не тщеславна, подумала она, но все же приятно, когда что-то в жизни получается.

Отложила журнал и вспомнила, как два вчерашних кинопродюсера наперебой предлагали ей роли в кино. Что могут означать такие предложения, она, конечно, прекрасно знает. Как правило, это пустышка, на которую ловят наивных идиоток, — чтобы под сладкие обещания затащить их в постель. Тем не менее вспоминать, как эти продюсеры, молодые и уверенные в себе, клялись в любви и обещали добиться, чтобы она снялась в главной роли, ей сейчас приятно.

Отпустив педикюршу, сняла пижаму и приняла душ. Надела халат на голое тело, вышла, чтобы просто полежать на балконе под мягким солнцем без купальника — но в дверь опять позвонили.

Это был Влад Лапик. Когда она открыла дверь номера, он стоял в коридоре в безукоризненно сшитом белом костюме, с букетом роз в одной руке и своей неизменной папкой из телячьей кожи — в другой. Он по-прежнему улыбался рыбьей улыбкой, но теперь Синтия относилась к этой улыбке совсем по-другому. Человек, который может заключать с тобой такие контракты, дарить «Мерседесы» последней модели, помещать твое фото на обложках «Вога» и оплачивать годовое пребывание в Атлантик-Сити, волен позволить себе любую улыбку и вообще что угодно. Да и в принципе Влад Лапик — довольно милый человек.

— Доброе утро, Синтия. Можно?

— О, Влад… Я так рада, что вы зашли… Спасибо за цветы… Проходите.

Посторонившись и взяв розы, пропустила его. Войдя, Лапик осмотрелся. Дождался, пока она поставит цветы в вазу, спросил:

— Вы уже завтракали?

— Влад, нет. У меня не будет сегодня ни завтрака, ни ленча.

— Почему?

— Потому что вчера я полностью нарушила режим. Вернулась в номер в четыре утра, встала в десять. Мне ужасно стыдно.

— Если так, действительно… Не стоит это повторять. Во всяком случае, не стоит так часто.

— Я не буду это повторять. Сегодня проведу час в гимнастическом зале и час в бассейне. Спать лягу, как паинька, в десять. Хотите что-нибудь выпить? Кофе?

— Нет, спасибо. Я зашел по делу. Давайте сядем где-нибудь.

Усевшись вместе с ней перед раскрытой дверью лоджии, положил перед собой папку. Сказал, глядя в сторону и потирая пальцем висок:

— Синтия… Эти люди, которые сидели с вами вчера в ресторане… По-моему, они кинопродюсеры?

— Да. Во всяком случае, на визитках, которые они мне дали, написано, что они кинопродюсеры.

— Они в самом деле кинопродюсеры. Они вам что-то говорили о ролях, съемках в кино и так далее?

— Говорили. Обещали снять меня в главной роли, ну и прочее такое.

— Как вы реагировали?

— Влад, как я могу реагировать? Я родилась в Бруклине, где продюсеры, извините, толпами ходят по всем улицам, не зная, куда себя деть. Я посмеялась, и все.

— Надеюсь, вы не давали никаких обещаний?

— Нет, конечно. Какие могут быть обещания?