Бешеный медведь

— Привет, — сказал Бергер, сглатывая слюну, — давненько не виделись. Давайте сделаем так: я медленно ухожу, а вы делаете вид, что меня не видите. Идет? — Он сделал осторожный шаг вперед, и в ту же секунду риталусы переместились ближе друг к другу и припали к земле. — Все. — Бергер поднял руки, ладонями вперед. — Все, я стою и молчу.

Минут пять он стоял, боясь даже кашлянуть, затем осторожно присел, положил лучевик на землю — все равно не спасет, достал папиросы и закурил. Минут через десять станет темнеть, а зверьки уходить явно не собирались. Мысль о том, что ему придется провести ночь наедине с этими тварями, вызвала у Бергера легкий озноб. Стал донимать холод. Отсюда он видел рюкзак, там была фляга, которую положил Кондрат. Бергер представил, как обжигающая жидкость льется по пищеводу, в желудке вспыхивает мягкий огонь и все тело наполняется блаженной истомой.

— Чтоб вас черти взяли, — сказал он как можно дружелюбней в сторону риталусов, уже едва видимых в сумерках, — и Касьяна тоже. Турист хренов. В горы ему захотелось прогуляться.

Бергер достал пачку «Пластуновских». Папироса была последняя. Он злобно посмотрел в сторону своих сторожей, закурил и экономными затяжками стал всасывать горьковатый дымок. Ночь без еды — ладно, но без курева… Этого он Полубою не простит!

— Эй, — послышался внезапно где-то позади знакомый баритон, — а кого это принесло?

— Меня это принесло, — повернув голову, сказал Бергер в темноту, — осторожно, здесь две эти твари сидят. Меня сторожат.

— Костя! Елки зеленые! Ты как сюда попал? Да вставай, не тронут. Это мои ребятки.

Бергер кряхтя поднялся — ноги затекли, от холода его уже била дрожь.

— Твои, чужие… Я откуда знаю? Я-то их видел — раз-два и обчелся. Да и они же все на одно… на одну морду. У-у, животные!

— Это как сказать. — Полубой был уже рядом, развернул Бергера к себе лицом и по-медвежьи облапил. — Здорово, шпион.

— Здорово, пенсионер. Ты где притаился? Я тебя тут уже час ищу. Крикнул пару раз — никого.

— Не слышал я — далеко, вернее, глубоко был. Пойдем, я там, в скалах, палатку поставил.

Бергер забрал рюкзак. Риталусы исчезли, впрочем, если они и были рядом, в неверном свете звезд их было не разглядеть. А ни одна из лун еще не взошла.

Полубой уверенно шел впереди, иногда оглядываясь на Бергера и довольно улыбаясь. Миновав узкий проход в скалах, который Бергер один ни за что не нашел бы, они вышли к ровной площадке под козырьком скалы. Палаткой то, что здесь стояло, назвать было трудно — навес на четырех жердях, вбитых в почву возле едва теплившегося кострища.

— Располагайся, — предложил Полубой, принимаясь ломать ветки с сухого дерева, лежавшего рядом, — сейчас костерчик соорудим. Правда, пожрать особо нечего. Меня мои зверушки кормят — вон, возле палатки последняя добыча.

Бергер из любопытства взглянул. На земле валялась разорванная пополам змея, длиной около полутора метров и толщиной в руку.

— Ты что, змей жрешь?

— А чего? — недоуменно спросил Полубой. — Нормальное мясо, на курицу похоже. Сейчас попробуешь — за уши не оттащишь.

— Нет уж, благодарю, — Бергер развязал рюкзак и принялся выгружать продукты.

Полубой восхитился:

— Да, так жить можно.

— А прятаться от людей не надо, — назидательно сказал Бергер, — обиженного из себя строить не надо. А то — ишь ты! Пропадите вы все пропадом! Так?

— Нет, — хмыкнул Полубой, — не так… — И продолжая ухмыляться, заговорщицки подмигнул: — Я тебе завтра такое покажу — ахнешь! И чтобы всем там сказал: Касьян Полубой с ума на Хлайбе и Афродите не сходил и готов предъявить доказательства.

— Касьян, я тебе и так верил… постой, какие доказательства?

— Завтра увидишь, — Полубой навалил кучу сухих ветвей, раздул головешку. Огонь весело заскакал по сухому дереву. — Ну, давай, корми.

Бергер выложил на фольгу жареное мясо, огурцы, помидоры, краюху хлеба, домашний сыр. Полубой оглядел это великолепие и причмокнул.

— Знаешь, чего не хватает?

— Знаю, — Бергер достал литровую флягу и водрузил в центр импровизированного стола, — Кондрат прислал…

Полубой выпил из помятой железной кружки, Бергер — из походного раскладного стаканчика. Минут десять они переговаривались знаками — просили передать соль или предлагали друг другу налить по второй, а потом и по третьей. Наконец Полубой крякнул, удовлетворенно вздохнул и повесил над костром чайник.

— Ну, спасибо, друг. Уважил. Сейчас чайку еще хлебнем, и по койкам. А пока давай, колись, зачем пожаловал?

— А что, я не могу просто так к другу в гости заехать?

— Костя, кому ты собрался парить мозги, как говорили твои любимые уркаганы в двадцатом веке? Что бы ты, да просто так, да в горы пешком?

— Ладно, в цвет попал, фраер, — принял тон Бергер, — стрелку я тебе с корешем забил. Порожняк гонять не будем, а перетереть много чего надо. Решили мы с его барином замутить на пару…

— Это ты со мной сейчас разговариваешь? — невинно спросил Полубой.

— А-а, баклан! Чего веточки гнешь, коли по фене не ботаешь? — хохотнул Бергер. — В общем, если ты отдохнул, то у меня есть к тебе предложение.

— У тебя или у твоего ведомства?