Люся оглянулась в надежде обнаружить собеседника, но вокруг была лишь черная пустыня. Голос зазвучал вновь, но, кроме обращения, девушка не поняла ни единого слова. В этом сне язык Авесты был ей пока незнаком. Невидимый оратор, казалось, не удивлялся тому, что Люся не отвечает, и продолжал говорить. Постепенно его речь становилась все быстрее, а в голове гостьи забрезжило некое подобие понимания чужих слов. Фразы человека-невидимки становились почти осязаемы. Они стучали в виски, пульсирующими толчками подгоняли и без того выпрыгивающее из груди сердце, отражались гулким эхом в отяжелевшей голове. Люся невольно зажала руками уши, но это не помогло. ритм словесной атаки стал более отчетливым и неторопливым. Девушка отняла руки от головы и неожиданно для себя ответила на один из заданных собеседником вопросов:
— Да, я не островитянка…
— Вы обладаете прекрасной способностью к обучению, — сделал ей комплимент невидимка.
Теперь Люся хорошо понимала все его слова и интонации.
— Я в школе всегда была отличницей, — ответила девушка.
— Вспомните что-нибудь из прежней жизни, — предложил голос.
Люся не стала уточнять, что именно хотел бы увидеть хозяин черной равнины, и вспомнила свой дворик, усыпанный опавшими листьями тополей и кленов, прохладный осенний дождь, машину, подрулившую к служебному входу в булочную, и восхитительный запах воды, опавшей листвы и хлеба. Затем воспоминание о доме сменилось картинкой из детства. Весенний лес, едва зазеленевшие деревья и россыпи ландышей меж налитых соком стволов. После был летний пейзаж морского побережья, просыпающиеся горы с розовыми в лучах рассветного солнца снежными шапками, суета Центральных проспектов большого города, запах деревенской улицы, дым из печных труб, цветущие яблоневые сады и снова родной двор, но теперь зимой, полный высоченных сугробов и с хоккейной площадкой посредине… Калейдоскоп воспоминаний прервался, и голос невидимки сделал вывод:
– Земля?
– Она самая, — согласилась Люся.
— Я доложу хозяину, — пообещал собеседник.
О чем он доложит и зачем, девушка не поняла, однако вместо черного грунта под ней вдруг заплескались изумрудные волны, а над головой разверзлась бездна голубого безоблачного неба. Люся поняла, что находится в позе не совсем удобной для плавания, и принялась барахтаться, переворачиваясь на живот. Шальная волна захлестнула ее лицо, и девушка вдохнула воду. От страха, что вот-вот захлебнется, Люся вскрикнула и проснулась.
Она никак не могла понять почему, но все произошедшее во сне казалось ей почти натуральным или по крайней мере увиденным ранее в таком же, как сейчас кошмаре. «Раз я начала понимать местный язык после того, как проснулась в больнице, значит, это сон из прошлой ночи, — решила девушка. — Хотя мне до сих пор кажется, что никаких сновидений, лежа на больничной койке, я не видела… Странно… Не могла же я действительно оказаться под водой, на дне пролива. С кем бы я там разговаривала? Да и как бы вынырнула с такой глубины? Нет, точно, сейчас просто повторился мой вчерашний кошмар. Без сомнений! Конечно, ведь это вовсе не безобидная шутка — выучить язык за одну ночь. От такой перегрузки я еще неделю могу бредить по ночам…»
Страшно сочувствуя своему переутомленному мозгу, Люся поднялась с кровати и бросила взгляд на шелковые простыни. Постель была сбита в один большой комок. На ум девушке пришла еще одна вполне вероятная причина столь беспокойного сна — голод. Пытаясь успокоиться и прогнать остатки кошмара, Люся торопливо проглотила часть остывшего ужина, запила его соком и, расправив простыни, снова улеглась в кровать. На этот раз она засыпала гораздо медленнее, зато спала без сновидений. Вернее — сны были, но ни в какие самостоятельные истории их осколки не соединялись…
18
Монарх