Бешеный прапорщик 2

   Только вот вместо ожидаемой суеты и скрипа раскрываемых створок, раздается шум спора, и, среди прочих слов, в том числе и непечатных, извергаемых выведенным из себя артиллеристом, прозвучало: "Не могу, вашскородь, хочь убейте - не велено выпускать". Зря он это пищит. Иван Георгиевич сейчас его прибьет, а все остальные подтвердят, что все было по обоюдному согласию. Оперативно подтягиваюсь к месту баталии, ибо хорошо знаю о тех "теплых" чувствах, которые питают офицеры Русской Императорской Армии к жандармским чинам, тем более , что здесь "качает права" всего лишь унтер. Увидев меня, последний обрадовался, что смог сохранить своё лицо в прямом и переносном значении. Штабс-капитан уже натянул перчатки, и можно было ожидать хрестоматийной фразы "Будешь замечать офицера, скотина!", сопровождающейся определенным действием.

   - Ваше благородие, дозвольте обратиться, унтер-офицер крепостной жандармской команды Оглоблин. - И после разрешающего кивка, продолжает. - Не Вы ли будете подпоручиком Гуровым? Вас к себе просят сам начальник команды штабс-ротмистр Мазепенко.

   - Увы, любезный, не имею времени визиты делать. На войне и на пожаре, каждая минута на вес золота. Открывай ворота!

   - Так, вашбродь, далеко ходить без надобности. Штабс-ротмистр, они туточки - в караулке, уже с час Вас ожидают.

   А это уже интересно, "сам начальник команды" меня ждет. Вероятно, жандармы уже получили приказ от Бобыря: "имать, и не пущать". Чуть повернув голову, насчитываю человек двадцать в жандармских мундирах, почти вся команда собралась. Из оружия - только револьверы. Против моих, даже не считая присоединившихся Дунайцев, - абсолютно не пляшут. Стоит только свистнуть, и через минуту здесь будут лежать жандармские тушки, останавливает только одно - это свои, русские, и они выполняют приказ.

   Возвращаюсь к колонне, надо предпринять кое-какие меры безопасности.

   - Господа офицеры, строй не распускать! - И, чуть тише, даю некоторые дополнительные указания Оладьину и Михалычу. В результате которых, естественно и совершенно случайно, в сторону жандармов направила мадсены пара пулеметных расчетов, изготовившихся "по-вермахтовски", а несколько казаков незаметно направились "до ветру" в сторону караулки.

   - Добро, Оглоблин, веди меня к своему начальнику...

   Зайдя в небольшую комнатушку, чуть было легкие не выплюнул. Так же и задохнуться можно! После вечернего, прохладного воздуха, меня встречает сизая пелена табачного дыма. За столом, освещенным огнем керосиновой лампы, положив подбородок на руки и ухитряясь при этом еще и курить, сидит весьма упитанный, с вислыми усами "а-ля Мазепа", жандармский офицер. Увидев меня, сует папиросу в пепельницу, изображает вставание со стула и произносит:

   - Если не ошибаюсь, подпоручик Гуров Денис Анатольевич?

   - Да, подпоручик Гуров, командир Особого партизанского отряда. С кем имею.....?

   Небрежным движением руки штабс-ротмистр отпускает своего унтера, мнущегося в дверях. Тот захлопывает за собой дверь, причем так быстро, что по комнате проносится легкий ветерок, вихрящий облака никотина и смахивающий со стола пару листов исписанной бумаги. Жандарм моментально их ловит и кладет на место. А толстячок, не такой уже и тюфяк, каким выглядит на первый взгляд.

   - Присаживайтесь, господин подпоручик, в ногах правды нет, а я обязан задать вам несколько вопросов. Долг службы, сами понимаете. Позвольте-с полюбопытствовать, а куда это вы собрались на ночь глядя, с солдатиками, да при оружии, да еще и с вещмешками? Ведь есть же приказ коменданта крепости, категорически запрещающий покидать фортецию.

   - Благодарю за любезность, господин штабс-ротмистр, но спешу. А что касается приказа генерала Бобыря, - у меня есть свой командир, и его приказ немедленно следовать на соединение с главными силами.

   - А какого командира вы имеете в виду - полкового или дивизионного? - Вопрос задан с нагловатой ленцой.

   Мелко плаваешь, умник. Молча вынимаю заветную бумагу и, не передавая из рук в руки, демонстрирую ее содержание и снова прячу в карман.

   Штабс несколько растерялся, но быстро пришел в себя. Скорее всего, крепостное начальство не соизволило предупредить его о наличии у некоего Гурова подобной "карманной бомбы" и теперь вместо задержания какого-то заурядного армейского подпоручика, предстоит тебе, дорогуша, конфликтовать с офицером по особым поручениям самого генерала от инфантерии Алексеева. Через насколько секунд на мордочке появилось выражение, свидетельствующее о принятии какого-то решения. И его выполнение мне, скорее всего, не понравится.

   - Видите ли, господин подпоручик, здесь есть одно, я бы сказал, пикантное обстоятельство. Я не думаю, что его высокопревосходительство, генерал от инфантерии, - произнося эти титулы, Мазепенко аж невольно привстает, - выдавая вам эту бумагу мог предвидеть, что вы откроете боевые действия против, так сказать, своих.

   - Я не понял вас, господин штабс-ротмистр, вы пытаетесь меня оскорбить?