Бешеный прапорщик: Бешеный прапорщик. Большая охота. Возвращение

Оп-па, а чтой-то графу так взбледнулось? Не иначе, проблемы со здоровьем приключились. Или приключатся в ближайшее время. Пока наблюдал за светлейшими метаморфозами, пропускаю начало мастер-класса от Митяева. Увидел только двойной всплеск клинка у головы, и на пол упала часть графской шевелюры. А над ушами образовались две небольшие лысинки. Оказывается, мой Михалыч – куаффер, то бишь парикмахер, правда, слегка своеобразный. Но очень креативный. В памяти всплывает байка из будущего про «байконурского цирюльника». Ее рассказывал наш «старый зубр», подполковник Сарычев, в свое время отбарабанивший на полигоне двадцать лет и приехавший в Сибирь отдохнуть от жары. С его слов, на «Десятке» жил старый гражданский парикмахер, страшный выпивоха, но супермастер. От постоянного употребления «шила» у него тряслись руки, и ради некоторого количества адреналина к нему ходили бриться. Работал он только опасной бритвой, и когда клиент был готов к процедуре, старик стоял перед ним с бритвой в трясущейся руке, выжидая момент. Потом следовал резкий взмах рукой, и щека была выбрита, наступала очередь другой стороны…

По мере осознания происшедшего изменения имиджа поляк сначала по-поросячьи взвизгнул, потом громко испортил воздух и, судя по всему, бриджи. Наверное, непроизвольно. Вряд ли разумный человек стал бы использовать отравляющие вещества раздражающего действия в замкнутом помещении. Приходится открыть окно, чтобы проветрить комнату.

– Мы служим своему Отечеству. А ты служишь тому, кто заплатит больше. От шпиона нельзя ожидать верности. Так кто из нас холоп? И кому следует чего-то там отрубить?.. Да, и рубить мы не будем. Там, во дворе на лавке твой Микола ждет нагаек. Ты будешь следующим. А чтобы твоя шляхтецкая гордость не пострадала, мы лавку застелим ковром. Это – по вашим обычаям? А потом в этот же ковер и завернем, прежде чем закопать…

– Командир, смотри, какое ружье чудное! – подает голос Митяй, показывая на стену. – Приклад какой-то круглый, да вот в сумке еще два – запасные, что ли? О, еще железяки какие-то…

Ну-ка, ну-ка… Да сегодня просто праздник какой-то! Целый День Подарков! Сначала – портфель, теперь – замечательное ружье. Пневматический многозарядный штуцер Жирардони! Тот самый, за который Наполеон приказал стрелков казнить на месте. Иными словами – почти бесшумное оружие, бьющее на сто пятьдесят – двести шагов мягкими свинцовыми пулями калибра тринадцать миллиметров. И самое главное – магазин на двадцать пуль!

Вот это мы точно берем с собой! Даже если он неисправен – отремонтируем. С помощью технических достижений начала двадцатого века. На каждый австрийский штуцер найдется русский Левша. И будет у нас «глухой» ствол. Длинноват, правда, но это – не страшно…

Все замечательно, но надо заниматься делом. Гауптман уже пришел в себя, поэтому фразу дублировать не надо:

– Господа, вы сейчас переоденетесь в свою форму и пойдете с нами. В гостях хорошо, но пора собираться домой.

И уже на русском языке:

– Митяй, Егорка, отвяжите от кресел, потом пусть переоденутся и – во двор. Смотрите внимательно, фокусы всякие могут быть.

Оп-па, а оберст-лейтенант на ногах-то и не стоит. Совсем бедняга изнервничался. Так мы далеко не уйдем. Надо его в чувство привести. Тем более, что лекарство под рукой, то есть на столе. Беру рюмку, наливаю до краев коньяком, протягиваю штабному.

– Выпейте! Это приведет вас в чувство.

Немец смотрит на меня непонимающими глазами, механически выпивает «лекарство», давится кашлем, зато глаза становятся осмысленными.

– Егор, и этого вонючку прихвати…

Да, чуть не забыл! Поворачиваюсь к графу:

– Где оружие и награды штабс-капитана? Быстрее, а то терпение кончится!

– Шашка на столе, ножны – вон там, в углу… Ордена – в шкатулке… – испуганный аристократ торопливо докладывает, наверное, не хочет еще раз попасть под раздачу. – Наган вы уже забрали…

– Герр гауптман, где документация на аэропланы?

Фон Штайнберг стоит, расправив плечи, насколько это позволяют связанные руки, и, вздернув подбородок, высокомерно смотрит на меня. Ну, что ж, поиграем в «гляделки». Только не долго… Поняв, что своего я добьюсь все равно, отвечает:

– Все документы в автомобиле радиостанции, в сейфе… Надеюсь, вы поймете меня, как солдат солдата и выполните мою просьбу… Если мне суждено умереть, пусть это будет пуля, а не петля и не нагайки…

Ой-ой-ой, какие мы гордые! Не хочется мне что-то гауптмана на тот свет отправлять раньше времени…

– У нас будет время еще поговорить об этом. И у вас не будет причин быть недовольным моим решением. А теперь – идемте.

Беру шашку, ножны, ордена и выхожу со всеми. Через пять минут мы во дворе. Там ничего практически не изменилось. Пленные сидят на земле, ждут своей участи. Егерь на скамейке неподвижен и тих. Спит, наверное… Штабс-капитан сидит на том же месте, сняв китель, и неизвестно откуда взявшаяся Ганна аккуратно обтирает ему избитую спину. Увидев меня, Волгин отстраняет ее. Чувствуя особенность момента, надевает форму с уже прикрепленными погонами, встает, пошатываясь.