Бешеный прапорщик. Части 1-17

   Разворачиваю обертку, и в руках оказывается небольшая, чуть более полуметра, но самая настоящая казачья шашка. Кожаные ножны, простая деревянная рукоять на двух латунных заклепках...

   - Гриш, ты, случаем, не ошибся? У меня, вообще-то, дочка родилась, а не сын. И от роду ей - неделя...

   - А это ей - не на сейчас. Есть у нас обычай шашку, аль кинжал "на зубок" дарить. Вот через полгодика дашь Марье Денисовне в белы ручки и посмотришь как и шо будет. Коль схватится, да играть начнет, - справный казак вырастет.

   - Ага, ты хотел сказать - казачка.

   - Денис Анатолич, у нас иные девки и казакам не уступят. - Михалыч довольно улыбается в усы. - Вот в гости приедешь, сам полюбуешься... Батя, вот, с оказией шашку передал, да кланяться просил, в гости звал...

   Гудок паровоза и лязг вагонных буферов вырывает меня из приятных воспоминаний и возвращает к действительности. Поезд замедляет ход, несколькими тусклыми огоньками в ночной темноте светятся окошки домов,.. а вот и вокзал. Где это мы уже? Ага, Погодино, значит, скоро приедем... Штайнберг что-то невнятно бормочет во сне и переворачивается на другой бок. Надо и мне немного покемарить, а то буду с утра, как сонная муха ползать. А дел - невпроворот. Добраться до места, связаться с Остапцом, уехавшим искать "окошко" для перехода, еще раз проговорить с гауптманом варианты связи и, наконец, благополучно переправить его с Майером через линию фронта. Причем, сделать это так, чтобы никто ничего ни сном, ни духом...

   Согласие гансов было получено на следующий день после крестин. Не знаю, каких доказательств нашим словам они ждали, но впечатлений, судя по вытянувшимся лицам, хлебнули полной ложкой. Воронцов вызвал пленных к себе в кабинет, пару минут мы вежливо беседуем в стиле "почём рожь на болоте", потом двери распахиваются, Михалыч и Митяй замирают по обе стороны от входа, краем глаза замечаю злую гримасу Майера, наверное, вспомнил, кто возил его мордочкой по песку, когда спасали Ольгу Николаевну. Но тут же забывает о былых обидах и вместе с фон Штайнбергом, вскочив, вытягиваются в струнку так, как это умеют только немцы. Типа - "смирно, смирнее, еще смирней!". Мы с ротмистром тоже тянемся изо всех сил. Потому, что звучит длиннющее титулование "Правитель Российской Империи и Опекун Государя Императора Алексея Николаевича Его Императорское Высочество Великий Князь Михаил Александрович!". А затем появляется носитель этого громкого имени. Обычный мундир с погонами генерал-лейтенанта, Георгий на груди, но взгляд, осанка, манера держаться... В комнате воцаряется атмосфера присутствия Высшей Власти...

   - Майне херрен, вы знаете, кто я? - Великий князь обводит немцев пристальным взглядом.

   Те в ответ синхронно щелкают каблуками и коротко кивают, типа, - Javohl, Ваше Kaiserliche Hoheit, и изображают всемерную готовность внимать августейшему гласу.

   - Господин ротмистр и господин капитан довели до вашего сведения некую информацию с моего одобрения и по моему приказу. - Его Высочество выжидает небольшую паузу, величественным кивком дает понять, что аудиенция окончена и удаляется в сопровождении своих бодигардов...

  *

   Не то, чтобы дела потом пошли, как по маслу, но несколько дней после этого разговора фон Штайнберг уже учился ходить на костылях из-за "пагубных последствий пулевого ранения в бедро", как было указано в выправленных с помощью Воронцова сопроводительных документах, а Майер тренировался согласно такой же бумажке изображать донельзя контуженного близким разрывом снаряда. Всё это делалось под руководством доктора Голубева, выучившего знаменитую фразу Станиславского "Не верю!".

   Сколько ни доказывал нашему "Комитету по устранению исторических ошибок", что смогу незаметно и благополучно переправить немцев через линию фронта и под белы рученьки довести аж до штаба ближайшей дивизии, где окопался генеральштеблер, имеющий право прямого доклада в Берлин, большинством голосов было принято решение отправить в фатерлянд через Красный Крест пятнадцать-двадцать пленных гансов в ответ на возвращение наших Георгиевских кавалеров. И включить в их число наших "засланцев", которых сегодня этапировали в Питер.

   На моё недовольное бурчание после окончания дебатов Павлов при стопроцентной поддержке Келлера популярно объяснил неразумному, что еще Суворов выдвинул не опровергнутый никем постулат о том, что пуля - дура, а штык - молодец. И что, если какой ополоумевший спросонья боец, или зольдат влупит из винтаря по подозрительным шевелениям кустов и грохнет того же Штайнберга, - хрен с ним, другого найдем. А вот, если прилетит подарочек единственному и незаменимому капитану Гурову, это будет уже непоправимая утрата. Причем, у вышеупомянутого капитана есть супруга и маленький ребенок, и рисковать по пустякам не надо, а то запас удачливости может закончиться гораздо раньше ожидаемого.

   Перед отъездом у нас с гауптманом состоялся интересный разговор, точнее, мой почти монолог с редкими ремарками немца. Из которого, надеюсь, он хоть что-то поймет...