Бешеный прапорщик. Части 1-21

Во время доклада стараюсь повнимательней рассмотреть пополнение. Невысокий, худощавого телосложения, слегка оттопыренные уши, нос с небольшой горбинкой, традиционно грустные и немного настороженные еврейские глаза. Но самое главное, что сразу сбивает с толку и, как магнит, притягивает взгляд — Георгиевский крест на гимнастерке, только вместо Святого Георгия изображен двуглавый орел. Так, а вот отсюда — поподробнее!..

— Вольно… Ефрейтор, тебя как по-человечески зовут? Ну, имя, отчество?

— Яков, сын Моисеев, Ваше благородие.

— А покороче?.. Ну, как на прежнем месте звали? — Странно, вроде бы Георгиевский кавалер, а мнется, как гимназистка на первом свидании. — Что замолчал? Я ж не из простого любопытства спрашиваю. Вдруг надо будет тебя очень срочно позвать, и что?.. Орать «ефрейтор Хаймаев» прикажешь? Только о первое слово язык сломать можно.

— … Телефонными жидами звали, Ваше благородие… Я — первый жид, Сеня — второй…

Нифигасе!.. Смотрю в нарочито-пустые глаза, за которыми где-то очень глубоко спрятаны все эмоции. Кажется, надо менять тему…

— Ну, здесь тебя так звать вряд ли будут… За что крест получил?

— Там в бумагах все указано, Ваше благородие. — Хаймаев отвечает чуть охрипшим голосом, кивая на папку в руках Валерия Антоновича.

— Ефрейтор!.. Неужели ты думаешь, что я дослужился до штабс-капитана и не умею читать?! — Подпускаю немного металла в голос. — Когда мне надо будет, прочитаю, а сейчас хочу от тебя услышать ответ! Понятно?

— Так точно, Ваше благородие! — Хаймаев снова вытягивается по стойке смирно. — За то, что под сильным артиллерийским и ружейным огнем, будучи тяжело раненым в ногу, поддерживал связь командира артиллерийского дивизиона со штабом 4-й Туркестанской бригады…

— Приказ войскам Кавказской армии от апреля 2-го числа 1915-го года за нумером… — Зачитывает из папочки Валерий Антонович. — А тако же отрыл из землянки, разрушенной снарядом, двух телефонистов и неоднократно восстанавливал порванные неприятельским огнем провода.

— Ну, так ты вообще — герой!.. Речь грамотная, акцента почти не слышно. Гимназию окончил?

— Так точно, Ваше благородие. Потом еще наборщиком в типографии работал.

— Надеюсь, не подпольной?.. Да не напрягайся ты так, шучу я… Последний вопрос. Про вероисповедание. Надеюсь, за гоев ты нас не считаешь, и в субботу работать можешь. — Дождавшись утвердительного кивка, продолжаю общение. — Короче, дела такие, Яков Моисеевич. Ты уже наверняка заметил, что у нас батальон не такой, как другие, и порядки в нем особые. Так вот, если ты не уверен, что сможешь сохранить в тайне от кого бы то ни было то, что узнаешь… Лучше скажи сразу, мы тебя обратно отправим, или другое место найдем. Но если ты остаешься в батальоне, ты — наш до последнего вздоха. И если выяснится, что ты кому-то что-то о нас сообщил, то… Ну, ты сам понимаешь…Минута — тебе подумать, время пошло. — Демонстративно достаю часы и смотрю на секундную стрелку.

— Ваше благородие, я согласен. — Ефрейтор честно смотрит на меня.

— Хорошо. Служить пока будешь в моей роте. На занятия — вместе со всеми. Может, еще и наставника к тебе приставлю. Через месяц вместе с разведчиками сходишь за линию фронта. Там тихонько прирежешь какого-нибудь германца, заберешь его винтовку, она будет твоим личным оружием. Сподобишься — станешь полноправным солдатом батальона. Вопросы есть?.. Нет? Замечательно… У меня к тебе последний вопрос: твой друг Сеня сможет у нас служить? Сразу отвечать не надо, через пару дней, когда прочувствуешь, что и как, подойдешь и скажешь. Договорились?.. Все, иди, найдешь фельдфебеля Остапца, он тебе койку определит…

Последнее и самое важное событие происходит после вечерних посиделок в абсолютно мужской компании. Маше срочно понадобилось что-то сделать в лаборатории, а моя ненаглядная сослалась не усталость и легкое недомогание и ушла к себе. Причем, жалобы на плохое самочувствие я слышу со дня приезда уже не в первый раз… Так что мы быстренько почаевничали, скорректировали планы на завтра и разошлись.

Не успеваю переступить порог, как меня встречает раздраженный Дашин взгляд и маленький монолог на повышенных тонах:

— Денис! Ты опять накурился своих противных папирос?.. Ф-фу! Будь любезен, сейчас же прополощи рот и почисти зубы!.. И, пожалуйста, оставь сапоги в коридоре, они ужасно сильно воняют ваксой! Просто невозможно дышать!..

Открываю рот, чтобы возразить, но, подумав, тут же его захлопываю и иду выполнять требуемое. В конце концов, может быть, действительно это все неприятно пахнет. Хотя раньше моя красавица не придавала этому никакого значения. Интересно, что за вредность в ней проснулась?.. Возвращаюсь обратно, открываю дверь, Даша, пошатываясь и стараясь опереться обеими руками на краешек стола, смотрит на меня мутнеющим взглядом!.. Рывок вперед, секунда, и я подхватываю ее на руки.

— Дашенька, солнышко, что с тобой?! — Аккуратно опускаю ее на кровать и сажусь рядом на краешек. — Тебе плохо?.. Ты заболела?..