Шаг в сторону, разворот, шашку — вниз, и сопровождаю высочайших гостей. Оркестр по отмашке начинает играть чей-то Встречный марш… Кажется, — егерский…
Император, держа ладонь у козырька фуражки, вместе со всей честной компанией следует к центру плаца, затем, отмахнув музыкантам, Государь здоровается:
— Здорово, молодцы-разведчики!
Общий вдох, и — отчетливое и громовое — «Здра-вия же-ла-ем Ва-ше Им-пе-ра-тор-ско-е Ве-ли-чес-тво!!!»
Вижу, что Величество рад такому молодцеватому ответу… А фигли он думал? Только в гвардии такое видал? Это всё — две недели тренировок, когда «Императорами» по очереди были то Волгин, то я с Оладьиным попеременно, а то, бывало, и фельдфебель Остапец Дмитрий Иванович «Амператором» бывал…
О! Куда это он двинулся? Обходить батальон? Ну и я за ним, а уже за нами следуют Высочества и свора, в смысле, свита Сиятельств. Обойдя строй, удивленно остановился возле выпятившего изо всех сил грудь Данилки.
— А ты кто таков, молодец?
— Воспитанник батальона рядовой Адамкевич, Ваше Императорское Величество!!!
— И что ты здесь, в батальоне делаешь, воспитанник?
— Готовлюсь германца воевать, Ваше Императорское Величество!!! — Данилка от натуги и царского внимания покраснел аж до самых пяток, наверное.
— Молодец! — Государь улыбается бойкому и понравившемуся ответу и треплет парня по щеке… Затем, дойдя до левого фланга, опять возвращаемся к середине плаца. Поворачиваюсь к батальону и ору очередную команду:
— К но-ГЕ!
— Здравствуйте, капитан! Рад Вас видеть! — Государь протягивает руку для приветствия.
— Здравия желаю, Ваше Императорское величество! — Пожимаю руку Императору, потом Михаилу Александровичу, галантно целую руку княжне, ручкаюсь с остальными, не забывая каждому козырнуть «лодочкой». Здороваюсь с Валерием Антоновичем, тот явно искренне переживает и волнуется за меня… Келлер, злодей такой, пожимая мне руку, вопросительно смотрит… Да, готовы мы, готовы, все сделаем в лучшем виде, как договаривались!..
Величество начинает проникновенную речь. Вижу, что бойцы мои впечатлены по самое-самое, шутка ли, — сам помазанник Божий… Увидели своими глазами и послушали своими ушами… Да и я сейчас… гы-гы… лицо, приближенное к Императору, как Киса Воробьянинов… Царь-батюшка вещает о вековых традициях русского воинства, благодарит за то, что не посрамили, что тронут храбростью и героизмом. А посему, Высочайшим повелением, батальон нарекается «1-м отдельным Нарочанским Её Императорского Высочества Великой Княжны Ольги Николаевны специального назначения батальоном» с пожалованием Георгиевского знамени «За отличие над неприятелем в боях 1915 и 1916 года» с Георгиевским же навершием…
Затем выступает Великая Княжна Ольга и, смущаясь от устремленных на неё восторженных глаз, от всей души говорит, что благодаря нашему героическому батальону спасена честь Российской Империи в её лице, посрамлен неприятель… И остальные бла-бла-бла… и, наконец, о величайшей чести и счастье быть шефом нашего хоть и молодого, но уже такого прославленного подразделения.
Пока высокие гости толкают речи, лейб-конвойцы устанавливают покрытый зеленым сукном стол, на котором блестит серебряное блюдо со специальными знаменными гвоздями и молоток для их прибивания, а затем аккуратно укладывают древко с медным подтоком и полотнище стяга. Успеваю рассмотреть почти уже наше Знамя… Георгиевское полотнище образца 1900 года с малиновой каймой, по центру Спас Нерукотворный, по периметру рамки надпись «За отличие над неприятелем в боях под Равой в июле 1915 года и в боях под Нарочью в феврале 1916 года». Да! И в навершии черного древка — Георгиевский крест! Здесь же на столе Грамота Государя Императора о пожаловании знамени… Когда Ольга Николаевна заканчивает говорить, по кивку Государя командую:
— Барабанщики, первая полурота, господа офицеры — ПРЕД БАТАЛЬОН!
Выходят офицеры, знаменщики, знаменный взвод. Ревностно отслеживаю каждый шаг моих орлов, боюсь, чтоб кто-нибудь не накосячил… Уф!!!.. Чувствую, как по спине бежит пот… Как будто десяток мешков потаскал. А все еще впереди. Ничего — прорвемся!..
Граф Келлер, подойдя к столу и обернув запас полотнища знамени вокруг древка, наживляет верхний гвоздь и почтительно протягивает молоточек Государю, который его и забивает. После Его Величества, подходит Ольга Николаевна и неумело забивает второй гвоздик. Следующий гвоздь аккуратно вколачивает сам Федор Артурович, за ним подполковник Бойко, затем я, и уже за мной — мои господа офицеры, по старшинству. Под конец, молоток берет покрасневший от волнения мой кровный братишка — подхорунжий Гриша Митяев, одним ударом загоняет в древко гвоздь, затем передает Гордею… Тот — Сомову…
Всё!.. Полотнище закреплено последним гвоздем и в торжественном безмолвии Николай Вторый, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский и прочая, и прочая разворачивает Высочайшую Грамоту для прочтения. Над притихшим плацем звучит воля Монарха: