Бешеный прапорщик. Книги 1-9

– Извините, герр гауптман, я все же продолжу сначала свой рассказ, тем более, что он уже подходит к концу. После служебного расследования вы отстранены от должности и направлены в распоряжение Генерального штаба. Находитесь в Берлине вот уже неделю, постоянно бываете в этом ресторанчике, где и пытаетесь уничтожить запасы коньяка в Фатерлянде. Я прав? Разговор вам интересен?

– Да кто вы такой, черт подери?! Откуда вы все знаете?

– Дело в том, что вы заинтересовали своим рапортом о случившемся нашу организацию. Именно поэтому я сейчас с вами разговариваю. Если уж вам так интересно, – майор Хельмут фон Тельхейм, представляю отдел III-b Генерального штаба.

– А, господа шпионы! Хотите меня завербовать?

– Гауптман, не шпионы, а разведчики. Граф, в имении которого был уничтожен ваш отряд, являлся шпионом потому, что был гражданским лицом и, невзирая на напыщенные речи о своем служении Рейху, деньги брал исправно и даже с жадностью. И должен сказать – не только у нас. И то, что его пристрелили русские, вполне закономерно. Скорее всего они просто несколько опередили события. Рано или поздно, но это пришлось бы сделать нам… В какой-то мере русские свершили благое дело, пристрелив его потому, что негодяям верить нельзя… Я хочу, чтобы вы поняли – у вас два варианта. Первый: вы отказываетесь от сотрудничества и уже завтра получаете назначение командиром роты на фронт. И второй: вы принимаете наше предложение и работаете в разведке. Тем более, что вы это уже делали со своими авиаторами. Поймите, Генрих, помимо явной войны с пушками, солдатами, окопами идет еще и тайная война, которая по ожесточенности не уступает первой. Разве не долг каждого честного немца служить Фатерлянду? На том месте, где он может принести наибольшую пользу. Вы в училище изучали историю. Скажите мне, пожалуйста, могли бы наши генералы так быстро победить лягушатников и промаршировать по Парижу, если бы не разведка Вилли Штибера, которая могла сообщить все вплоть до того, какой кофе заваривают на завтрак солдаты противника. Кстати, во время русско-японской войны эту функцию выполняли самураи древних родов, а иные – в генеральском звании, отнюдь не считая это занятие недостойным.

В Порт-Артуре, например, подрядчиком по очистке нечистот был помощник начальника штаба осадной 3-й японской армии. Частые свободные поездки по городу «китайца», обычно сидевшего на ассенизационной бочке, оказались чрезвычайно полезными для командующего осадной армией генерала Маресукэ Ноги…

Подумайте о нашем предложении. Хотя, я по вашим глазам вижу, что вы почти согласились. Завтра в девять часов в гостиницу за вами зайдет вот этот молодой человек, – «клерк» кивает на соседний столик. – Он сопроводит вас для дальнейшей беседы… Кстати, может быть, говорю это преждевременно, но я привык доверять интуиции. Вы ведь жаждете реванша с тем лейтенантом Гуровым? Поиск его и будет вашим первым заданием… И дружеский совет, гауптман: не злоупотребляйте коньяком. Спиртное вредно пилоту, а Вам, возможно, еще придется летать и не мало…

* * *

Нервное напряжение, в котором оба доктора находились последние часы, сменилось закономерной апатией. Практически весь путь домой они продремали под негромкий мерный цокот копыт, а уж добравшись до обволакивающей неги диванов, отдали достойную дань объятиям Морфея. Тем более, что домработница ещё накануне была награждена внеплановым выходным, и друзья были избавлены и от сердобольных охов и ахов, и от допроса с пристрастием на правах домоправительницы со стажем. Проснулись они почти одновременно благодаря бодрящей свежести, которая являлась следствием непротопленной печи, и от смутной мысли о некоем обязательстве, выданным на сей вечер. Часы неспешно с достоинством отбили шесть ударов, и одновременно с последним раздался звонок в дверь.

«Ротмистр!!!!» – именно эта мысль в сочетании с некими, не совсем лицеприятными комментариями по поводу собственной забывчивости, пронзила мозги обоих эскулапов и подстегнула к немедленному действию.

Михаил Николаевич, словно перейдя в славное пролетарское сословие истопников, лихорадочно пытался реанимировать печь, а Бартонд, натянув тужурку на мятую рубашку, с красными от смущения щеками направился к двери.

Надо отдать должное ротмистру, едва зайдя в комнату, он мгновенно оценил несколько натянутую атмосферу и с ловкостью профессионального психолога мгновенно её разрядил.

– Михаил Николаевич, позвольте Вам помочь. Разжигать печь, – это моё любимое занятие ещё с детства. Помнится маменька, наказывая за шалости меня или младшую сестру, лишала кого-то из нас этого почетного права.

Мягко, но настойчиво он оттеснил доктора от «заупрямившейся» печки, он как-то по-особому переложил поленца, щелкнул зажигалкой, и через несколько минут языки огня заплясали, словно подразнивая неудавшегося Прометея.

Повернувшись к Михаилу Николаевичу, ротмистр поразил доктора выражением лица. Оно было по-детски беззащитным, в уголках глаз что-то блестело. Желая проверить неожиданно пронзившую его мысль, доктор спросил: