— Все вы, мужчины, только об одном и думаете!.. Ай!.. Денис!.. Прекрати!..
Пользуясь тем, что мы уже вне зоны видимости, подхватываю Дашу на руки и кружу по поляне. Потом притормаживаю, тихонько и очень аккуратно ставлю мою ненаглядную на землю, тут же получаю несильный подзатыльник, а затем ее руки обвивают мою шею, ее бездонные и немного шальные глаза смотрят на меня, ее губы совсем близко, как магнитом притягивают мои, меня бросает в жар от одного их прикосновения, время опять останавливается…
С трудом отрываемся друг от друга. Отдышавшись после столь трудного упражнения, Дашенька выскальзывает из моих объятий и сообщает интересную новость:
— Милый, ты сделал почти невозможное! Я разговаривала с мамой, ты ей очень понравился.
— А Александру Михайловичу?
— Папа составил о тебе мнение еще когда ты спорил с ним в мастерских по поводу своих хитрых железок… — Моя медсестричка тянет паузу, лукаво улыбаясь, затем продолжает. — И оно целиком положительное. Так что, сегодня, возможно, предстоит серьезный разговор с моими родителями… Если, конечно, ты не боишься и по-прежнему хочешь, чтобы я стала твоей женой… И не смотри на меня, как кот на миску со сметаной!..
— Да я!.. Да мне!.. Да только об этом и мечтаю!.. — Пытаюсь изо всех сил уверить ее в искренности своих намерений. — … А Вы, сударыня, хотите выйти за меня замуж?..
Даша делает серьезное лицо, подняв голову, смотрит на небо, затем томно прикрывает глаза и пытается рассуждать нарочито безразличным тоном, грассируя во французском прононсе:
— Ну-у… я не знаю… Мне, навегное, еще гано замуж. Но Вы не тегяйте надежды, Денис Анатольевич… Догоняй!..
Она весело хохочет и убегает от меня, петляя, как зайчишка между редкими сосенками. Жду полминуты, потом двигаюсь следом. И вскоре подхожу к большой поляне, посреди которой стоит стожок сена… Ну-ка, давайте попытаемся угадать с трех раз, где же это могла спрятаться одна абсолютно городская, очень красивая барышня… Рефлексы включаются сами собой, беззвучно обхожу опушку по краю, пока не замечаю спрятавшуюся за сеном «лисичку-сестричку», пытающуюся высмотреть меня с той стороны, откуда она сама прибежала… Детский сад!.. Тихонько подкрадываюсь, стараясь не шелохнуть ни травинки, ни веточки, обнимаю сзади за плечи и негромко мяукаю ей на ушко. Даша от неожиданности взвизгивает, пытается освободиться, затем разворачивается ко мне:
— Негодный мальчишка!.. Как ты мог!.. Я испугалась!.. — Каждая фраза сопровождается тумаком, от очередного падаю в сено, увлекая ее за собой. — Ну, я сейчас тебе!..
И снова очень-очень близко самые вкусные в мире губы, и снова мы проваливаемся в Безвременье…
А потом, тесно обнявшись, долго-долго смотрим в пронзительно-синее небо, по которому уже начинают плыть осенние паутинки-облака… И приходим в себя от доносящихся криков:
— Даша!.. Денис Анатолич!.. Вы где?.. Мы уже уходим!..
Быстренько вскакиваю, помогаю подняться Даше, и под ее веселое хихиканье пытаюсь привести себя в порядок.
— Милый, ты сейчас похож на напроказившего мальчишку, который не знает, где спрятаться!.. А еще — весь в соломе!.. Ха-ха-ха!..
— Во-первых, не в соломе, а в сене, это — огромная разница! А во-вторых, мадмуазель, на Вас тоже порядочно травы, а еще вон четыре пуговки на платье расстегнуты!..
— Ах ты!.. А кто меня в это сено уронил? — Моя ненаглядная усердно пытается отряхнуть платье. — И кто, скажите-ка мне, эти пуговки расстегнул, а? Ну-ка, быстренько возвращай все в прежний вид!..
— Я-то не против, но сей процесс может затянуться на неопределенное время…
— Нахал! Сейчас ты у меня получишь!..
— Все-все-все! Сдаюсь на милость победителя!.. Ну подожди, моя хорошая, не крутись, сейчас застегну…
— Что значит — подожди?! Мне еще волосы поправить надо!..
М-да, женская логика иногда бывает непостижима…
Под навесом нас встречают всепонимающими улыбками, Полина Артемьевна отзывает Дашу в сторонку и начинает ей что-то выговаривать, что моя милая обиженно парирует, правда, покрываясь смущенным румянцем. Я тем временем собираю все свое вооружение, пристегиваю «Аннушку», вешаю через левое плечо деревянную колодку с маузером, другой беру в руку, милостиво разрешаю Сашке нести обратно винчестер. Старшие мужчины уже стоят со своими ружьями, из которых, хорошо, если по паре выстрелов сделали. У Александра Михайловича на ремне гордо висит люгер, Дашин браунинг он держит в руках, видимо, ожидая окончания разговора, потом, не выдержав, подходит к жене и дочери. До ушей доносится его голос:
— Поленька, хватит… Вот сегодня… Ты же знаешь… Нет, не прямо сейчас, а после обеда…