Бешеный волк (сборник)

…Если честно, то дней у меня много, и я про каждый рассказать могу. Например, про тот, когда бабушка сказала маме: «Не давай ребенку ничего бьющегося», – а мне мама дала нести огурцы из магазина, и я их не разбил.

Хотя мог бы.

Я один потом на кухне пробовал разбить – ничего, получилось.

Только это не очень важно, потому, что я рассказываю не про маму, которая очень хорошая, и не про огурцы, которые тоже ничего, а про папу, и только про те дни, когда папа за мной в садик приходит.

А приходит он, когда день уже и так заканчивается. Уже после сна и игрушек, когда все уже послучалось.

И всегда с воспитателями, с Полей Николаевной и Ташей Борисовной разговаривает. Все родители с ними разговаривают, потому, что воспитатели – это власть.

Я сам слышал, как одна тетя из комиссии, так и сказала Поле Николаевне: «Вы власть, так употребите ее…»

Хотя я знаю – баба Катя однажды говорила – что Таша Борисовна главнее, она уже институт окончила, а Поля Николаевна еще только стаж себе зарабатывает, педагогический, чтобы в институт поступить.

Опыта набирается.

Наверное, потому, что она такая неопытная, Поля Николаевна всякой комиссии иногда говорит так, словно спорить хочет.

Вот и той тете из комиссии, когда тетя сказала: «Вы не понимаете: дети – наше будущее!» – Поля Николаевна тихо ответила:

– Дети – это наше настоящее. А будущее, это то, какими глазами они будут смотреть на нас, когда вырастут…

Я вечером у бабушки спросил о том, что такое власть, а бабушка мне сказала, что власть это нефть.

Я потом это и по телевизору услышал. Правда, что такое нефть, я не знаю, только ее ищут.

Вот я и решил, пусть меня ищут тоже.

И Борька так решил. Мы с ним всегда на двоих решаем.

А потом оба в углу стоим.

Спрятались мы с Борькой в старый ящик из-под пианино.

Пианино совсем не старое, это ящик старый.

Сидели мы там тихо, чтобы никто не догадался, что мы там лежим – пусть думают, что мы потерялись.

А сидеть-то тихо, знаете как трудно.

Я вот в хоре петь не люблю, но тут, я бы лучше хором спел, чем в ящике лежать. В ящике лежать, это хуже, чем по столу дежурить и посуду собирать.

Если бы Борька вылез, я бы тоже вылез бы, только Борька не вылезал. Он мне сам потом сказал – ждал, чтобы я вылез первым, а он за мной.

А нас не то, чтобы не искали, но как-то шума не было.

Только один раз крышку кто-то приподнял – я глаза зажмурил, и не знаю – Поля Николаевна или Таша Борисовна.

А потом, нам в одно место захотелось, и мы вылезли.

За обедом Поля Николаевна сказала, что ей понравилось, как мы с Борькой до обеда себя вели – очень тихо.

Я вечером об этом вспомнил и папу спросил, и о чем подумал – спросил:

– Папа, власть часто хвалит?

– Иногда бывает, – ответил мне папа.

– А власть хвалит только тогда, когда надеется, что мы будем тихо лежать в ящике?..