Бешеный волк (СИ)

Каменный мешок подвала. На сырых стенах немилосердно чадит пара факелов. Пол залит водой. Она собирается розовыми лужицами и лениво пытается стечь по желобам в канализацию. Спертый воздух пропитан запахом крови.

Прямо посреди подвала в пол вделано толстое железное кольцо. От него к ошейнику тянется цепь, не менее толстая и прочная. А ошейник — инквизиторский, между прочим, особый! — зажимает в тиски горло совсем юного трехмесячного ифенху, с которого ручьями стекает вода вместе с клочьями кожи. Стоя на коленях, седой отчаянно пытается не ткнуться лицом в пол, но руки подламываются. Вода на полу противно шипит. Полуголое костлявое тело дергается, ифенху рычит от ярости. Но привязь, и сдерживающие чары ошейника не позволяют ему добраться до хозяина — высокого холеного мужчины в свободном темном кафтане с напомаженной бородкой и волосами.

— Ты опять ослушался меня сегодня ночью. Отвратительно.

Больше всего бесит равнодушие в светло-серых, почти белесых глазах. Он не боится, не считает нужным бояться или уважать собственное творение! Для него это всего лишь эксперимент. Ифенху может быть подопытным животным точно так же, как какая-нибудь крыса… Демон забери этого человека, больно так, будто сунули в печку! А ошейник глушит силы, из тела словно вынули стержень. И ни слова нельзя сказать ему в ответ, потому что последует новая порция воды — вон и ведро стоит.

— Может быть, если тебя оставить на недельку-другую голодным, ты станешь изобретательнее?

Ваэрден ощерился, зарычал, сверкнув желтыми глазами из-под мокрых волос, свисающих клочьями. Тронь — и прядями поползут с головы. В нем все больше закипала тупая звериная злоба, последние остатки человеческого понимания гордости растворялись в яростном желании перегрызть глотку этой твари, бессмысленно длящей зачем-то изощренные пытки. Пробить клыками сонную жилу, сомкнуть челюсти, один рывок головой влево… Кровь у него, наверное, такая же прогнившая, как и он сам, но ради удовлетворения можно напиться и такой…

Тело вспомнило пыточное железо и «игры», которые ждут за пределами этого подвала. Ифенху затрясло мелкой судорогой и он опять свалился в лужу, уже не чуя боли.

— Послушание, мой мальчик, прежде всего.

К чему это сказано, зачем? Какой спокойный голос. И какой ненавистный. Человек подхватил ведро и безбоязненно пересек границу круга, очерченного длиной цепи, подойдя совсем близко к обозленному хищнику. Челюсти седого были способны перекусить руку ребенку, да и взрослого немало покалечить.

Ведро плюхнуло водой перед носом.

— Опусти руку в воду. Немедленно.

Так близко бьется жилка на шее… Всего один рывок, один ма-аленький рывок… Голова тут же отзывается болью на крамольные мысли. Он уже пробовал нападать на хозяина. Думал, сдохнет от боли. И надо встать, покорно сунуть тощую руку в этот жидкий огонь, достав пальцами до дна. И смотреть, как плавится плоть, теряя сознание от боли…