Бешеный жив ! (главы 1-10)

- Значит, сомневаясь, что я приму ваше предложение о сотрудничестве, вы подстраховались и наделали моих копий?

- Именно так, - закивал в ответ Широши.

- А сколько всего вы их изготовили? - спросил Савелий. - Только ответьте честно.

- Всего четыре.

- Что было дальше?

- Думаю, вы сами догадываетесь, но раз уж так настаиваете... - Он внимательно посмотрел на Савелия.

- Настаиваю!

Широши на глазах обретал прежнюю уверенность.

- Известные вам события потребовали вашего срочного присутствия в Москве. Утаить их от вас я не мог, все равно вы рано или поздно об этом узнали бы и никогда бы мне этого не простили. - Он вновь уставился в глаза Савелия.

- Разумно, - согласился он.

- Словом, Бешеный ДОЛЖЕН был появиться в Москве, но ваша физическая форма, уважаемый Савелий Кузьмич, оставляла желать лучшего.

- И тогда вы решили...

- И тогда я решил отправить в Москву вашего двойника, самую точную и лучшую копию. - Широши сделал небольшую паузу. - Вы сами видели, ваш двойник погиб в результате нелепой случайности, ничем не посрамив вашего доброго имени. Большой вопрос, остались бы вы живы, окажись вы на месте вашей копии в той жестокой перестрелке? - закончил свой рассказ Широши. - Теперь вы знаете всю правду.

Да, теперь Савелий знал правду, но насколько эти знания могли успокоить его душу, измученную разлукой с любимой женой, с любимым сыном, с близкими ему людьми? Ответа на этот вопрос не мог дать даже сам Бешеный.

Он сосредоточенно молчал, озирая бескрайние просторы мирового океана. Оставим Савелия ненадолго...

IV

Русский Вор

Теперь Роман пришел на зону не юным малоопытным пареньком: у него уже сложился авторитет дерзкого, но "правильного" пацана по прозвищу Роман-Костоправ. Да и статью он принес уважаемую в криминальном мире. Казалось, у него было все, чтобы на зоне его приняли как родного. Но судьба распорядилась так, что Романа отправили в ржавые объятия УсольЛАГа...

Эта колония аж с начала восьмидесятых годов считалась "красной", то есть зоной, в которой власть твердо удерживалась администрацией.

В восьмидесятых, то есть как раз в то время, когда туда привезли и Романа, в специализированном централе Соликамска любыми средствами старались развенчивать репутацию "Воров в законе", то есть, говоря более жестким языком, ломать их, впрочем, как и все "отрицалово".

Именно в лагере Соликамска авторитетов криминального мира заставляли вспомнить не только о лагерной дисциплине, но и о дневной норме выработки. Неспроста администрацию этого централа зеки прозвали "Абвером", а старшего "Кума" - Канарисом: нередкое прозвище для оперативных работников колоний.

Какой-то доморощенный поэт довольно точно охарактеризовал в стихах, что творилось в то время на этой командировке:

Татары триста лет нас гнули,

Но не могли никак согнуть,

А на "Лебедке"* так согнули,

Что триста лет не разогнуть!

На что только ни шли оперативники, чтобы сломать Воров или авторитетов, опускались даже до фальсификации фотографий и подделки почерков. К примеру, возьмут фото известного и весьма уважаемого в криминальном мире Вора и вмонтируют ему в руки метлу, после чего бессовестно публикуют этот фотомонтаж в местной "сучке" - многотиражной газетенке. А для убедительности рядом со снимком помещают якобы обращение самого Вора, написанное его почерком (подобных специалистов у них хватало), где говорилось о том, что он отказывается от воровской жизни, воровских традиций и встает на путь исправления.

Представьте, каково было услышать про себя такое Вору, который, как говорится, ни сном ни духом. Ведь по неписаным законам "Вор в законе" - это пожизненное имя и лишиться его он может только в двух случаях: либо посмертно, либо по решению воровской сходки за какие-то проступки, несовместимые с понятиями "Вора в законе".

Газета рассылалась по всем зонам, и зачастую жизнь этого ошельмованного Вора была навеки загублена. У него оставалось только два варианта жизненного пути: либо биться с фальсификаторами, пока самого не "замочат", либо начинать работать на них...

Нарядчиком зоны в Соликамске, исполняющим еще и обязанности коменданта пересылки, был мерзавец с многозначительной фамилией Мороз, но его никак нельзя было ассоциировать с "добрым дедушкой Морозом". Про таких на зоне говорят: "негодяй отъявленный и гад конченый".

Старший "Кум" лагеря - Канарис проживал на одной лестничной площадке с матерью этого самого Мороза, женщиной весьма яркой и весьма слабой "на передок". Канарис довольно часто нырял в ее постель, хотя и тщательно скрывал их связь. Тем не менее он едва ли не в открытую взял под свою защиту ее отпрыска, наверняка скрывая от своей любовницы, что помогает ее сыну не совсем бескорыстно. Дело в том, что Мороз постоянно делился с ним вещами и даже деньгами, насильно отнятыми у вновь поступающих на зону зеков.

Канарис всячески покрывал своего "сводного" пасынка и не давал никому в обиду, всякий раз отмазывая его от наказания за творимые тем преступления.