– А, ну тогда его можно поздравить! Братья наверно просто не успели до неё добраться из-за всей этой возни с демонами, но когда эта ерунда закончится, они сделают ему много-много маленьких племянников. Хе-хе! Много розовых, славненьких тролльчат! Только вот не пойму, а как же?..
– А вот, чтобы этого не случилось, мы с тобой должны очень постараться, троллиня-мать!
– А мне-то чего стараться? Да и тебе, что за дело до сестры консорта, даже если она твоя…
– Не твоя забота мои интересы, троллиня-мать! Только знай – если в ближайшее время обе девушки не будут у меня, не видать тебе головы Хаюка!
– Но ты же обещала!
– Я своё обещание сдержу, если ты своё сдержишь.
– Но ты же говорила про одну подругу! Как мне забрать у семерых братьев сразу две герлы? Да они меня на части разорвут и не посмотрят, что я им тётка! К тому же, кто знает, трогали они её сейчас, пока мы здесь разговоры разговариваем или нет?
– Меня не интересует, объездили уже тролли эту кобылку или она ещё целенькая, как свежевыпеченная булка. Мне нужно, чтобы она была жива, здорова и с полным набором рук и ног. Зачем? Это никого не касается! Но если я не получу того, что мне надо, то сама съем голову твоего сына!
Если бы взгляд тролльчихи был способен испепелить, то от Сато ничего бы не осталось. Но дело кончилось тем, что та, которую называли троллиней-матерью, тяжело вздохнула и сказала:
– Пойдём. Я сделаю всё, что смогу. И захватим с собой ифрита!
Глава 73. Падшее величие
Город был мёртв. Но он не был разрушен, его стены величественно возвышались, словно их вчера только выстроили. Снаружи не были видны следы пожаров и разрушений, но вокруг этого города витала холодная серая аура нежизни.
О том же говорили распахнутые настежь ворота, возле которых не видно было стражи, пустые дороги, заросшие жёсткими колючими сорняками и конечно же противоестественная для такого места тишина, не нарушаемая ни человеческими голосами, ни скрипом колёс, ни единым звуком сопровождающим человеческое житьё в середине дня.
– Что это за место?
Руфус снял с плеча тяжёлый мешок и уселся на бревно, валявшееся на обочине. Ноги гудели, как два улья. Мара, похоже, вообще не знавшая, что такое усталость, всё шла и шла вперёд, не делая даже небольших привалов.
Как правило, они останавливались только раз в сутки – на ночь. Ужинали, спали, завтракали, чтобы потом весь день, до зари вечерней, мерить шагами дороги и лесные тропы, держась направления на запад, туда, где солнце прячется вечером за верхушками деревьев.
В результате Руфус, вчерашний книгочей и домосед, не чуял под собой ног и боялся, что его сапоги скоро запросят каши. Мара решила этот вопрос для себя просто – она связала свои изящные замшевые сапожки верёвочкой и закинула их за плечо, прикрепив к ремешку на котором висел колчан со стрелами.
– Босиком легче! – объяснила она. – И сапоги сохраню.
– Ты совсем, как мама, – пробормотал Руфус. – Она тоже, когда в лес идёт, сапоги на плече носит, зачем их только берёт с собой непонятно? А Ларни вообще никогда не обувается.
– Ну, меня же не зря назвали в честь Маранты-воительницы! – ответила Мара, которой это сравнение понравилось.
Руфусу тогда вдруг остро захотелось увидеть маму и отца, и Стефана, и Ларни… Познакомить их со своей новой подругой и ученицей. Но ведь он сам выбрал себе такую судьбу, так на что же теперь жаловаться? Если он будет до конца верен учению Инци, то в итоге встретится со своими родными снова, и это будет ему наградой, лучше которой он не желал.
– Похоже, мы взяли правее, чем нужно и пришли к столице короля Лоргина, – сказала Мара, нахмурившись. – Зря мы вышли из леса.
Насчёт того, что зря вышли из леса, Руфус был согласен целиком и полностью. Выросший среди лесов, он неуютно чувствовал себя, когда вокруг не было деревьев.
– Пройдём мимо? – спросил он с надеждой. В мёртвый город заглядывать было страшновато, да и незачем.
– Нет, зайдём, – ответила Мара тоном, по которому было ясно: возражения бесполезны. – Это мой родной город, в котором я не была много лет, и может быть, никогда больше не побываю, так что зайдём.
– Неужели ты что-то помнишь?
Мара не ответила. Воспоминания были неясными, отрывочными. Возможно, даже не все они были истинными – кое-какие воображение дорисовало, заполнив пустующие места, но всё же она помнила…
Помнила отца поднимающегося по ступенькам лесенки, чтобы открыть люк подвала, в котором они прятались, когда монстры громили город. Помнила, как бесформенным мешком свалилось обратно его обезглавленное тело. Помнила, как глаза матери становились всё безумнее и страшнее. Помнила нож, сверкнувший в её руке…
А потом были эти чужие руки. Две могучие мужские руки, способные гнуть железо и дробить камни. Они взяли её крохотное, полумёртвое четырёхлетнее тельце и вынесли из подвального мрака на свет… А вот, что было потом, она не помнила.