Бесёнок по имени Ларни

Лысый, бородатый старик, неохватных размеров, еле протиснулся в дверь сырой холодной камеры, где уже третий день, (или четвёртый?), на куче каких-то промасленных тряпок, дрожал Руфус. Его пленители так намяли ему бока, что поначалу трудно было дышать, но это скоро прошло. Хуже всего было то, что его никто не хотел слушать.

Порфирий, к которому его собирались отвести, "лежал в запое". Руфус не знал, что это такое, но решил, что речь идёт о какой-то болезни, которую местные почему-то находили смешной, так-как заговаривая о "запоях" этого Порфирия, всегда смеялись.

Руфуса развязали, но заперли в странной, холодной комнате, стены которой, были сплошь сделаны из железа, а окон не было вообще. Заперли и, по-видимому, забыли, потому что никто к нему не приходил до тех пор, пока он не принялся лупить кулаками по гулкой железной двери своего узилища.

Наконец засов ржаво лязгнул и на пороге возник плюгавенький такой мужичонка, заспанный, сморщенный, как печёное яблоко, со щербатым ртом и одним косящим глазом. Он уставился на Руфуса, словно увидел привидение и, после минутного разглядывания, осведомился, кто он такой и что здесь делает?

Руфус ответил, что он – шпион, (слово, значение которого, ему было неясно, но так его называли те двое, что набросились на него у стены), и что он несёт с собой учение Инци. Мужичонка страшно перепугался при слове "шпион", ничего не понял ни про какие инци-дринци, и, сказав, что пойдёт и всё выяснит, захлопнул дверь.

Выяснял он это часа два или три. За это время Руфус почти совсем отчаялся и, (чего греха таить?), наделал в углу, так-как терпеть дольше уже не мог. Кроме того, его начали сводить с ума муки голода, ведь даже последняя трапеза из грибов собранных в лесу была давно переварена. Он уж совсем собрался по новой колотить по стенам, когда дверь открылась и в её проёме показалась физиономия того самого мужика, который хотел повесить его в лесу.

– Чо те надо? – процедил мужик и сплюнул на пол.

– Я хочу выйти отсюда! – пробормотал Руфус, который вдруг почувствовал, что его начинают душить слёзы.

– Порфирий ещё не проспался, – заявил мужик и повернулся, чтобы уйти.

– Постойте! – воскликнул Руфус, почти в отчаянии. – Я голоден и… и мне надо в туалет.

Мужик хмыкнул и, ничего не сказав, закрыл дверь перед носом парня. Но минут через десять дверь открылась, и давешний плюгавенький мужичонка вошёл к Руфусу, держа в руках небольшую корзинку и ведро с крышкой. В корзинке нашлось пол каровая чёрствого хлеба, несколько луковиц, несъедобного вида сыр и бутылка с жидкостью странного цвета, оказавшаяся брагой. Ведро призвано было служить парню отхожим местом.

Изголодавшийся пилигрим, набросился на еду, словно голодный волк, и она быстро исчезла, словно её и не было. От браги у него закружилась голова и потянуло в сон, хорошо ещё, что было куда лечь – помещение, где он был заперт, было на треть завалено старыми тряпками. Возможно, оно служило для их хранения.

Так прошло дня три или больше. Больше всего он страдал от холода, так-как теперь мужичонка появлялся у него по два раза в день со своей корзинкой, и проблема питания была решена. Меню, правда, было однообразным, только вот брагу, по просьбе самого Руфуса, поменяли на обычную воду.

Хуже холода и плохой еды было отчаяние. Так вот он, какой этот мир, в который Руфус так стремился! И это люди, которым он собирался принести слово Инци? Стоило ли ради такого покидать родное Междустенье? Похоже, священник был прав, а он, Руфус, свалял дурака.

Попытки заговорить с мужичонкой, приносящим еду, успехом не увенчались. Руфус быстро понял, что тот был большим поклонником той самой браги, которой напоил его в первый день. Когда же от него не пахло брагой, он становился пуглив и убегал, лишь только Руфус раскрывал рот, чтобы что-нибудь сказать. Парень совсем было отчаялся, но тут, наконец, появился Порфирий.

Это и был тот плешивый, бородатый, необъятных размеров старик, который устроил разнос тюремщикам Руфуса. А ещё у него была широкая, красная физиономия и очень добрые, хоть и немного мутноватые, глаза. (Правда, брагой от него разило похлеще, чем от десятка таких, как тот, что носил Руфусу еду.)

Узника поставили на ноги и вывели на свет. Оказывается, сейчас был ясный, тёплый день, по небу плыли небольшие облачные барашки, ласковый ветерок дохнул освобождённому пленнику в лицо ароматом цветущих деревьев, к которому примешивался волшебный запах, доносящийся из невидимой пока кухни.

Во дворе их встретила женщина, немного постарше его мамы, но всё ещё красивая и стройная. Она всплеснула руками, увидев измождённого мальчишку, и через пару секунд он уже жевал, невероятно вкусный, горячий пирог с начинкой из ягод, которым второпях чуть не подавился.