Бесхозные Лондоны

Нечто мягко успокаивает янь, не понимает, чего янь боится, так всё хорошо, и вокзал такой хороший, и янь такая хорошая, и нечто такое хорошее, нечто, оно, правда, одно, его сравнить не с чем, ну да ладно, всё равно хорошее.

Янь закручивает пространство.

Раз-два-три, раз-два-три.

И нечто закручивает пространство.

Раз-два-три-четыре-пять.

Ну, у нечта побольше измерений будет.

Пространства извиваются, закручиваются координаты, два мира – трехмерный и пятимерный осторожно соприкасаются…

Что-то происходит, измерения захлебываются сами в себе, янь падает, раскидывает белые руки, нечто видит красное, мутное, соленое, оно должно быть внутри, почему оно снаружи, почему, почему…

Другие трехмерные бросаются к янь, нечто останавливает их – нельзя, нельзя, вы подождите, пока пространство успокоится…

…пространство утихает.

Нечто наклоняется над янь, спрашивает, когда янь снова встанет и будет крутить пространство.

Не понимает, почему – никогда.

– Император был крайне недоволен результатами работы: он ругал архитекторов, говорил – я заказывал вам оперу, а вы мне построили вокзал. А потом в городе разобрали крепостную стену, выровняли улицы, и опера оказалась вровень с землей, без ступенек…

– Это ему такая красота не понравилась? Ну, вообще…

– Что значит, крепостную стену убрать? А весь город для вас, случайно, перестроить не надо?

Нечто слушает.

Запоминает.

Город.

Место, где трехмерные кучей живут.

Нечто выговаривает слова:

– Не-на-до-го-род. Сте-ну. Сте-ну.

Нечто терпеливо объясняет главному, втолковывает, чтобы пространства раскрыть, это надо стену убрать, а то так и будет —

Сломанное пространство.

Сломанные тела.

Мутное, красное, что должно быть внутри, а оно снаружи.

Нечто сердится, нечто волнуется, ведь если убрать крепостную стену, пропадут ступеньки, а без ступенек пространство как надо не изогнется. А тут еще главный фыркает, не соглашается, еще стену из-за вас ломать, еще что прикажете, дворец королевский снести или собор…

– Не-на-до-со-бор. Сте-ну.

Главный сердится.

Нечто до сих пор понять не может, что есть – главный.

У нечто главного нет, нечто само себе главное, нечто много и нечто одно – одновременно, а у трехмерных всё запутано, и не разберешь, то они сами по себе, то все вместе…

А вот нечту показали мясной мешок с кровью, сказали: главный.

И вот главный сердится. На этих сердится, которые вокзал делают.

– Что вы сделали? Что сделали-то, я спрашиваю? Вокзал они сделали… вот чтобы теперь каждый спрашивал, а что это у вас тут вокзал, а поезда не ходят!

– Ну… может, поезда пустить…

– Еще чего куда пустить?

– А… а что делать?

– Что делать, что делать… хоть замаскируйте под что-нибудь, я не знаю…

– М-м-м… рынок?

– Не, не пойдет… хоть бы, что ли…

Трехмерные волнуются, это же переделывать придется, а переделывать, это опять в пять измерений лезть, одна черточка не туда – и всё развалится…

Нечто тоже волнуется.

Этот с именем в честь места, где люди живут, говорит:

– Не хочет главный, чтобы про вокзал знали.

Нечто не понимает, как такое может быть, чтобы один знал, другие не знали.

А вот может.

Трехмерное существо.

Янь.

То всё ини были, а то вот снова янь.

Янь раскрывает челюсти, натягивает, напрягает тонкие сухожильные нити где-то там, в глубине кровяно-мясной трубки.

Нечто слышит звук.

Почти такой – но вот именно, что почти, почти-почти, – пространство вздрагивает, потревоженное звуковыми волнами, готовится раскрыться…

…снова схлопывается.

Инь с именем – нет-ничего – вопросительно смотрит на нечто.

Нечто показывает знак отрицания: не получилось.

Тот, с именем нет-ничего идет к существу, напрягавшему сухожильные нити, втолковывает что-то, не то, не то. Существо теребит камни, подвешенные на теле, бормочет что-то, да я в Ла Скала, да я…

Тот, с именем нет-ничего терпеливо втолковывает второму существу, да вы поймите, это же вокзал, ну, не вокзал, портал…

Главный сердится.

Видно, работа у него такая – сердиться.

– Вы ей что сказали? Вы ей что про портал сказали?

Так иначе не поймут они, что надо-то…

– А надо, чтобы поняли! Еще не хватало, чтобы вся страна знала, что тут…

…распахиваются челюсти, натягиваются тонкие нити в мясной трубке…

Вздрагивает потревоженное пространство.

Раскрывается.

Пять измерений и три измерения сливаются в восемь…

Главный переводит дух.

Получилось.

Главный говорит с неглавными.

Уже не на вокзале.

Уже у себя где-то. В своей норе. Большая у главного нора, блестит и сверкает.

Главный говорит:

– Эти… знают слишком много… дамочке вон проболтались…

Неглавные спрашивают:

– Что делать?

– Убрать бы их…

– Понятно все. И дамочку… и этих тоже?

– И этих тоже… что ж тут поделаешь…

…архитекторы не выдержали критики: в скором времени де Нюлль повесился, а фон Зикардсбург умер от сердечного приступа…

– Так вы полагаете, что этот мир обречён?

– Да, трехмерный мир в необозримо далеком будущем схлопнется в коллапс.

– Печально.

– Ну, по вам я вижу, что нисколько вам не печально. Человек не может печалиться о том, что случиться через миллиарды лет.

– М-м-м-м…

– В утешение скажу, что такая кончина ждет не только наш мир, но и еще немало вселенных, например, соседствующий с нами шестимерный мир.