Бесконечная. Чужие (СИ)

Впервые в жизни я решилась на сюрприз, хоть не люблю сюрпризов – получать, да и преподносить – тоже. Вот и нечего было отступаться от собственных предпочтений. Детей-то он давно хотел, а я все «то работала, то доучивалась, то и то, и другое». Чуть-чуть опоздала, в общем.

Кто мне теперь поверит, что давно уж не реву ночами, не скукоживаюсь при виде животов, подгузников, колясок?.. А вот клянусь.

Я и сейчас не думаю рыдать – просто неловко улыбаюсь Михе, взглядом прошу прощения за то, что влезла в его бардачок. Но он отмахивается удивленно: мол, о чем это я – наоборот, должна чувствовать себя, как дома.

То же простецкое отношение руководило им, когда предложил сегодня подбросить. С теми же мыслями отдал мне тогда мини купер и квартиру тоже сам предложил оставить за мной – чтоб не парилась с поисками новой, а он, они себе найдут, мол. Я и оставила было, но потом не смогла – переехала в другую, поменьше, но там же, в Панкове. Когда встречались в кафе для обсуждения бракоразводных деталей, спокойно и без пафоса намеревался заплатить за меня. Отказываться было глупо, тем более, что на тот момент мы общались максимально спокойно, нейтрально даже. Поэтому я нашла другой предлог, чтобы встать из-за столика первой и заплатить за себя самой.

Осознаю не без некоторого раздражения, что для него после всего этого, этого «почти года», должно быть, не утеряла статуса типа-жены или же родственницы.

Я будто и не исчезала из его жизни. Если уж на то пошло, то изначально расходиться со мной и сходиться с Линдой он, по-моему, не собирался. Возможно, я бы не узнала ни о чем, если б не сюрприз. И если потом он – недолго – мучился угрызениями совести, то состояния этого я в нем не застала.

Благодаря сюрпризу Миха стал мне чужим – я перечеркнула его жирно и размашисто. Наверно, в тот самый момент с мишками. Нет, без драм и бабской мстительности. Это произошло само собой – видимо, не могло быть иначе.

Не знаю, настраивался ли он на заветные «год и месяц». Я не выясняла – взяла за постулат что в силу «отягчающих» нам полагается «в ускоренном порядке» и что мы оба этого хотим. А год и месяц пронеслись в ускоренном порядке с приходом дня X, и с того момента мы лишь толкали перед собой условности. На развод мы с ним подали максимально скоро, не знаю, кто из нас торопился сильнее. Может, Миха благодарен был, что я не затягивала. Может, даже думал, что я это – сделать ему приятно.

- Возьми, - кивает он мне сейчас.

Мол, что тут такого – угощайся. Что я терпеть их не могу, именно их и только этот сорт, он за все годы так и не понял.

- Нет-нет, я... Желудок желатин не принимает.

- Да, Линда сейчас их тоже не может есть.

Я рада сменить тему и интересуюсь:

– Когда у вас?..

- Не скоро. Пять месяцев еще. Чуть больше.

Этого срока мне не вспомнить, поскольку так и не пришлось на нем побывать, думаю машинально и безэмоционально.

- Как ты?

Это он – мне и это уже лишний вопрос. Спросил бы еще впридачу, что там показал сегодня мой экспресс-ковид-тест – с него станется.

- Нормально, в общем-то. По обстоятельствам.

- Все мы так, - замечает он степенно и спокойно. – Все это еще до-олго будет нас сопровождать...

А я беру курс, чтобы вылавировать от назревающего корона-смолл-тока, а то, глядишь, сейчас пойдем друг другу рассказывать последнюю инцидентность:

- Да-да, - говорю, - корона-атрофия. Плюс грядущая паскудная берлинская зима. И – тендера, тендера... Куда мы столько хапаем, ума не приложу.

- Да, и мы, - живо кивает Миха.

Да что – вы?! – хочу вдруг крикнуть, но сама себя осаживаю.

- А вообще слава Богу, хоть работа есть по нынешним временам.

Пожалуй, Миха был единственным, от кого я пока не слышала этой поговорки – вот, услышала теперь.

Как-то незаметно добрались, проезжаем Алекс. По Карла Либкнехта обгоняем желтый двухэтажный автобус, такой же удивленный, как моя разворошенная и развороченная память.

Черт, кажется, накрапывает дождь. Прежде чем капли успевают леденющей сеткой покрыть лобовое, замечаю, как слева от нас на площади плиты, которыми вымощен Алекс, меняют цвет от дождя. Это наводит меня на мысль об обиде или заболевании. Насчет заболевания как раз подходит.

По правую сторону на Карла Либкнехта – кабаре-бар такой. Кабаре – так тут называют стэнд-ап-камеди. «Sündikat» гласит его название. Это игра слов. Sünde – значит грех. Излишнее святошество да морализм – дело, конечно, тоже неправильное, но в Берлине, скорее, от обратного. И та форма, в какой этот самый грех подают и выставляют напоказ здесь – программа кабаре-бара сулит «берлинское камеди» - тоже ничего хорошего не предвещает.

Сканирую все это безэмоционально и – устало, кажется. Уже. Вот, блин. Миха, что ли, допек своими мишками? Скорее всего, просто снова впала в привычное для меня в это время дня состояние.