Бесконечная одержимость (ЛП)

Мои руки сжимаются в кулаки, когда я читаю сообщения. Я прокручиваю назад, чувствуя укол вины за то, что пропустил это, что не видел, что он говорил ей, потому что был так захвачен нарастающим хаосом вокруг меня. Я видел сообщения, которые он отправлял ей в самом начале — ревнивый бывший, который ведет себя как козел. Я думал, что он оставит ее в покое, когда стало ясно, что она не отвечает. Но он так и не сдался, и я скрежещу зубами, читая каждое из них, и мой гнев нарастает с каждым новым сообщением.

Никто не сможет так с ней разговаривать и остаться безнаказанным.

То чувство беспомощности, которое я испытал, когда отец бил меня, когда Лев угрожал Шарлотте на яхте, когда я поговорил с Брэдли и понял, как многого они еще хотят от меня, — все это снова поднимается, и я чувствую, как гнев сужается, получает направление, на чем можно сосредоточиться.

Сначала он был просто жалким, ревнивым, горьким бывшим, который злится, что его поймали на измене. Но теперь он следит за ней, угрожает ей. И хотя я прекрасно осознаю свое лицемерие, злясь на то, что он преследует Шарлотту, мне наплевать.

Она моя. Я все еще чувствую ее запах на своей коже, все еще ощущаю ее вкус на своих губах. И к концу завтрашнего вечера Нейт больше никогда не побеспокоит ее.

***

На следующий день днем я еду в свой пентхаус, паркуюсь в подземном гараже и переодеваюсь в квартире. Я одеваюсь во все черное — черные карго, черную футболку с длинным рукавом, черные перчатки, черные ботинки. А рядом со мной на кровати лежит черная балаклава и белая маска скелета, которую я надевал для Шарлотты в роли Венома.

Весь день я переписывался с ней. Легкомысленные сообщения, туда-сюда, никто из нас не хочет открыто сказать, как много значила для нас прошлая ночь. Не по такому безличному каналу. Но когда я увижу ее в следующий раз…

Я не уверен, что хочу сказать ей об этом. Я хочу показать ей своими руками, ртом и телом, показать, как много она для меня значит. Как сильно я хочу ее. Как сильно одна ночь с ней убедила меня в том, что я должен найти способ удержать ее.

Уберечь ее. Чтобы она была моей.

Эта навязчивая мысль проносится у меня в голове, когда я хватаю ключи, балаклаву и маску и спускаюсь по лестнице к своей машине. Я еду через весь город, в пригород, к дому брата Нейта.

Внутри горит свет. Я паркуюсь в переулке, кладу ключи в карман и натягиваю балаклаву на голову, закрепляя маску. Подойдя к ряду деревьев, растущих через дорогу, я нахожу точку обзора, позволяющую заглянуть в дом через большие окна с картинами. Я терпеливо наблюдаю за тем, как идет время, пока двое других взрослых в доме — мужчина, который, как я предполагаю, является братом Нейта, и женщина, которая, судя по проведенному мной быстрому исследованию, должна быть его женой, — не встают и не идут по коридору. В комнате, расположенной в задней части дома, загорается свет, горит около тридцати минут, а затем выключается. Нейт все еще сидит в кресле в гостиной и играет в то, что похоже на видеоигру-стрелялку, а я отталкиваюсь от дерева, к которому прислонился, и медленно пробираюсь к дому.

Попасть в него до смешного просто. Гараж отдельно стоящий, а значит, есть задняя дверь, которую ничто не загораживает. Вчера вечером я проверил, нет ли в доме записей о системе безопасности, и не нашел. Я взломал замок за несколько секунд, нет ни сигнализации, ничего, что могло бы дать жильцам понять, что я здесь. Поразительная уверенность в том, что они в безопасности.

Конечно же, брат Нейта и его жена в безопасности. У меня нет намерения причинить им вред. Но Нейту не нужно об этом знать. И к концу этой ночи он точно пострадает.

Я проскальзываю в гостиную, прижимаюсь к стене и молчу как могила. Все внимание Нейта сосредоточено на его игре, и он не слышит, как я подкрадываюсь к креслу, одним плавным движением закрываю ему рот рукой в перчатке и приставляю к горлу свой охотничий нож.

— Не кричи, — бормочу я ему на ухо. — Ты пойдешь со мной. Если ты это сделаешь, все остальные в этом доме будут в безопасности. Если же ты начнешь суетиться, кто знает, что с ними может случиться?

Это самая рискованная часть. Я не уверен, что Нейт настолько самоотвержен, чтобы молчать ради брата и невестки. И я был прав, когда почувствовал, как его рот раскрывается под моей перчаткой, на грани крика. Я отступаю назад и бью его по голове достаточно сильно, чтобы оглушить, и он падает.

Теперь мне придется ждать, пока он придет в себя. Он лежит мертвым грузом, а я хоть и сильный, но не такой мускулистый, как, скажем, Лев. Но мне удается поднять Нейта с кресла, перекинуть его через плечо, как мешок с картошкой, и, оставив игру включенной, выскользнуть из дома и перебраться через улицу к деревьям, где я прятался.

Я отношу его подальше в крону деревьев, достаточно далеко, чтобы проезжающие мимо машины не могли разглядеть нас в свете фар. Прижав его к одному из деревьев, я связываю ему руки молнией, засовываю в рот тряпку, чтобы он замолчал, пока я роюсь в кармане в поисках пузырька с нашатырем, который приведет его в сознание.