Бесконечная шайка

Иоанна Хмелевская Бесконечная шайка

У этой истории было как минимум три начала, если не больше. Первое — социально-политическое, можно сказать, историческое. Второе — частного порядка, складывающееся из нескольких источников. И наконец, третье — мое личное, в хронологическом плане самое позднее.

С него и начну. И тут для меня исходной точкой послужила Гатя.

На самом деле Гатю звали Агата. Уменьшительное имя она придумала себе сама в раннем детстве, когда только училась говорить. Прелестное имечко как-то сразу намертво приклеилось к ней, и все последующие попытки уже в сознательном возрасте избавиться от него ни к чему не привели. Как ни старалась Агата, ничего не получалось. Среди ее знакомых обязательно находился кто-нибудь, кто знал ее в детстве, и стоило ему лишь раз произнести пресловутое gacie[1], как словечком тут же с поразительной легкостью заражались сразу все окружающие.

Известие о том, что Гатя уезжает в загранкомандировку в Касабланку, пало на меня как гром среди ясного неба.

— Повторите, пожалуйста, пан Казимеж, — слабым голосом попросила я кипящего от гнева Казика. — Повторите, я не поняла, что вы сказали.

— Чего тут не понять, и ежу ясно, что я должен не понимать! — бушевал Казик. — На черта сдалась мне в Касабланке эта Гатя? Что она умеет делать? Ничего не умеет! На кой черт она мне со своей узкой специализацией?

Как ни была я потрясена, чувство справедливости заставило меня возразить:

— Ну, вы несколько преувеличиваете, она не так уж мало чего умеет. Вам не надо будет с ней ничего делать, сама перестроится. Но ведь не в этом дело...

— Для меня именно в этом! — выходил из себя Казик.

— А для меня — нет! Для меня главное — знать, в самом ли деле она уезжает с вами, а уж что там будет делать — неважно, пусть хоть в носу ковыряет, хоть танец живота отплясывает...

— Может, на пару со мной? — совсем озверел Казик.

С интересом слушавшая наш разговор Алиция весело рассмеялась. Кто-то из сотрудников заметил — танец живота исполняют соло. Другой сотрудник принялся размышлять вслух, будет ли от Казика какая польза в гареме. Мне же было не до шуточек.

— И когда вы отправляетесь? — перекрикивая веселый шум, поинтересовалась я у Казика.

— В субботу, — был ответ. — Улетаем в шесть утра.

— И Гатя тоже?

— Разумеется. Вся наша группа по контракту.

— Какой кошмар! И только сейчас говорите об этом?!

— Откуда мне знать, что это вас так близко касается? О выезде нашей группы на работу по контракту в Марокко уже полгода на всех улицах трубят, странно, что вы не слышали.

— Слышала, но не знала, что Гатя тоже едет. Езус-Мария, меня кондрашка хватит, зараза проклятая, такую свинью мне подложить, чтоб ей ни дна ни покрышки...

Конечно же, я знала, что Казик во главе нашей группы архитекторов-проектировщиков отправляется по контракту в служебную командировку на несколько лет в Марокко строить там гигантский жилищно-туристический комплекс, но мне и в голову не пришло, что вместе с ними может уехать и Гатя. И не только в Касабланку, Гатя не имела никакого права вообще никуда уезжать, она обязана была сиднем сидеть за своей чертежной доской и делать то, что уже давно должна была для меня сделать — всю технологию больницы! Договорились, что работа будет готова к сроку, срок истекал через две недели, Гатя же еще и половины не сделала, А без ее технологии у меня все рухнет, инвестор не мог ждать. Подлая гангрена, ведь ни словечка мне не пискнула о своем выезде!

Я бросилась к телефону. Гати, разумеется, не было ни на работе, ни дома. Ее мамуля радостно подтвердила информацию о Касабланке, а коллеги по работе — мои наихудшие опасения о том, что технологией больницы занималась только Гатя. Одна из наших общих подруг сообщила, что Гатю сейчас нигде не поймать, в дикой спешке мотается она по магазинам и учреждениям, оформляя недостающие документы. Последними словами кляла я эту Гатю.

Поймать ее удалось поздним вечером, когда эта зараза приползла наконец домой. Я ждала в ее комнате у чертежной доски, на которой был приколот второй этаж моей больницы.

— Какого черта ты мне не сказала о своем отъезде? — набросилась я на Гатю, не дав ей раздеться.

— Дура я, что ли? — воинственно отозвалась Гатя. — И без того света белого из-за тебя не вижу, а тогда ты бы и вовсе не дала мне передохнуть. А кроме того, боялась сглазить, знаешь ведь, какая я невезучая.

— Так вот, слушай, дорогая, — произнесла я. — Христом-Богом клянусь, если не кончишь для меня технологию к пятнице, никуда не уедешь! Из самолета выволоку за задние ноги!

— Да ты никак спятила! К пятнице! Знаешь, сколько там еще работы! А мне ведь столько надо сделать перед отъездом...

— Больницу тебе надо сделать, кретинка! Ты что, не понимаешь? У меня срок истекает через две недели, такой заказ летит к чертовой матери! Вся группа вкалывает, из-за тебя пропадать? Хочешь, плати неустойку...

— Сразу и неустойку! Обойдетесь как-нибудь. От ярости у меня потемнело в глазах.