Наверняка я не узнала бы Бартека Левандовского в этом старом, болезненного вида человеке, если бы в ушах еще не звучала мелодия танго «Ноттурно». Только он исполнял так одно из любимых произведений нашей молодости. И сейчас словно воочию увидела перед собой знакомое веснушчатое лицо веселого бесшабашного парня. Не помешали морщины, пожелтевшая кожа, глубоко запавшие глаза, обведенные черными кругами.
— Бартек! — невольно воскликнула я, потрясенная его видом.
Он меня узнал сразу же.
— Иоанна? Какими судьбами?
Не виделись мы, можно сказать, со школьных времен. Он был жутко влюблен в меня, я не отвечала взаимностью, но и не отталкивала парня, очень уж любила слушать, как он играет. А он играл только для меня! Я лопалась от гордости, еще бы, как завидовали мне подруги! Бартек был несколькими классами старше меня, закончил школу и навсегда исчез. Оказывается, не навсегда. Спустя тридцать лет отыскался на краю земли!
Сидя в кресле-качалке, заложив руки за голову и глядя на серебрящиеся под луной воды залива, Бартек рассказывал:
— Я поступил в музыкальную школу, не повезло — вскоре сломал руку. Перелом запястья. Играть больше не мог, а ведь так мечтал о карьере музыканта, помнишь, по четыре часа в день разыгрывал гаммы. И хоть кость срослась, левая рука навсегда перечеркнула мечты стать пианистом-виртуозом. А знаешь, наверное, у меня все-таки был талант, несмотря на все, часто приглашали участвовать в записях оркестра. И весь оркестр делал перерыв в записях и дожидался, пока Отдохнет моя левая. А аккомпаниатором я работал до самого конца. Женился, двое детей у нас было, теперь они взрослые. А здесь живу один, не хочу никого видеть, пусть приедут уже на мой похороны...
У меня язык не повернулся сказать, что выглядит он прекрасно и нечего говорить о похоронах.
— А что с тобой?
— Что же может быть? При какой болезни человек выглядит, как я, в больнице не лежит и знает, что дело безнадежное? Уже пошли метастазы, морфий я еще не принимаю, но протяну не больше трех месяцев. Да не смотри так, я уже свыкся с этим. Я верующий, надеюсь, перейду в другой мир. Вот и посмотрю, есть ли он, другой. А там уж наверняка не будет моего рака, и это очень утешает, знаешь ли... Перестань, Иоанна, отнесись к этому спокойно, обращайся со мной, как с нормальным человеком. Конечно, совсем не обязательно уговаривать отправиться вместе в турпоход или путешествие вокруг света, но разговаривай нормально, не надо меня жалеть. В семье у меня порядок, со мной жена, уход обеспечен. Она только на один день уехала по делам, завтра вернется.
— Вот и прекрасно, — подхватила я, немного придя в себя. — Я ведь никогда не годилась в сестры милосердия, а тут испугалась, что придется цацкаться с тобой как не знаю с кем. О смерти не будем думать, все умрем» рано или поздно, не будем больше об этом.
Очень обрадовала Бартека моя философия. Вынув руки из-под головы и оторвав взгляд от морских просторов, он взглянул на меня. Те же самые глаза, голубые, добрые, внимательные.
— Знаешь, Иоанна, я так рад, что довелось тебя увидеть! А теперь скажи, каким ветром тебя сюда занесло.
— Долгая история. И если честно, разыскивала я не тебя, а некоего Леванда, которому мне хотелось задать парочку вопросов.
— Фамилию я сократил с самого начала, так удобней...
— Понятно. А как ты вообще здесь оказался?
— По правде говоря, из-за тебя.
— Езус-Мария!
— Сколько мне было тогда? Девятнадцать, а любил я тебя по-страшному. И соображал: чтобы тебя завоевать, надо добиться славы и богатства, только тогда смогу тебе импонировать...
— Бартек, и не стыдно на старости лет так меня оскорблять!
— Ну что ты, я не оскорбляю. Вовсе не хочу утверждать, что тебя привлекало богатство, просто мне надо было чего-то добиться в жизни, стать человеком, чтобы ты обратила на меня внимание, а для этого необходимо и богатство, и слава, должна же в чем-то проявляться ценность человека. Да будь я хоть трижды гением, а поселюсь затворником в шалаше, как ты узнаешь, что я гений? Сама вспомни, какое значение придавала тогда материальным ценностям.
— Помню. И до сих пор придаю.
— Вот именно. А кем я тогда был? Музыкант, даже не композитор, а исполнитель, и то руку сломал. Вот я и решил — надо бежать за границу. Во-первых, мою руку там вылечат. Вспомни, как тогда мы верили, что там — все возможно. А во-вторых, в Америке легко сделать карьеру.
— И что дальше?
— Ну и с таким настроением я легко попался на удочку аферистов.
— Ну наконец-то! — воскликнула я.
— Что наконец
— -не понял Бартек и даже перестал раскачиваться в кресле-качалке.
— Из-за этой твоей аферы я и приехала сюда.
— Не понял.
— Сейчас поясню, но сначала ты докончи.
— В Канаду я приехал потому, что здесь у меня был один дальний родственник. Я рассчитывал на его помощь.
— Знаю. Приехал ты в Канаду и продал бабуле Доманевской старинные часы.
— О, холера! — вырвалось у Бартека.
— Вот об этих часах я и собиралась тебя порасспросить. Дело прошлое, даже если ты их украл — ничего, срок давности уже миновал. Расскажи мне о них все подробнее, будь человеком!
— А зачем?