Бесконечное движение к свету

– Почему без бронежилета?! – сразу набросился на него тот.

– Жарко, товарищ полковник – ответил капитан.

– Да, в морге, пожалуй, будет прохладнее.

– Так я же постоянно в машине.

– Пулемётная очередь эти доски порвёт как туалетную бумагу вместе с тобой.

– Но… – хотел что-то возразить капитан, однако полковник не дал ему сказать, грозно крикнув – «Отставить разговоры!».

– Есть, товарищ полковник – капитан стал по стойке смирно.

– Как обстановка? – спросил полковник, но уже совершенно другим тоном.

– Тишина.

– Этого и следовало ожидать. Но вы продолжайте следить за эфиром. Фиксируйте каждый звук. А где Тарасов?

– К Зубову поехал.

– А почему нас не подождал?

– Он сказал, что один справиться.

– Ну что ж, пускай справляется. Идите на место капитан. Мы его здесь подождём.

Капитан полез обратно в машину, а полковник, осмотревшись по сторонам, сказал лейтенанту – «Пойдём в тень. Здесь действительно жарко».

Метрах в ста росли два высоких каштана, а внизу, как раз в тени, почти в одной куче лежало несколько больших валунов. Подойдя к ним, полковник сел на камень и задумчиво начал смотреть вдаль.

Лейтенант так же присел рядом и, бросив косой взгляд на лицо полковника, стал оглядываться по сторонам. Видно молчание его тяготило и, спустя какое-то время, он заговорил первым.

– А я вот из семьи военных. У меня даже прадед был военный. Мама всю жизнь в санчасти поработала, в звании майор ушла в отставку. А я сам сюда попросился. Захотел себя испытать.

Полковник, казалось, его не слышал. Он по-прежнему, застывшим взглядом смотрел куда-то вдаль, никак не реагируя на слова лейтенанта. Но вдруг, не меняя позы и взгляда, спросил – "Лейтенант, ты веришь в Бога?".

Лейтенант глубоко вздохнул и задумался, глядя в том же направлении, куда смотрел полковник.

– Я даже не знаю… – вполголоса произнёс он.

– Я тебя понимаю лейтенант: когда находишься в начале жизненного пути, когда здоров, полон сил и энергии, которая от избытка бьёт через край, и ты в любое время и в любом состоянии пребываешь в оптимизме, то зачем думать о том, что будет в конце? Всему своё время. И это, в общем-то, правильно. Но на войне всё по-другому. Вот мы здесь сидим, а где-нибудь там, за два километра отсюда, кто-нибудь нас с интересом рассматривает в оптический прицел. Современная оптика хорошо увеличивает, а хорошо пристреленная винтовка, бьёт точно. Они не будут стрелять в бронежилет, они прекрасно, во всех подробностях, видят твоё лицо.

Входное отверстие винтовочной пули, калибра семь шестьдесят два, небольшое, но выходное – страшное. У жертвы, практически, нет шансов. Всё может прекратиться в один миг.

– А какая разница веру я или нет? – вдруг, как-то даже вызывающе спросил лейтенант – Если там что-то есть, так оно было, есть и будет, независимо от того веру я или нет. А если там ничего нет, то ничего и не будет, сколько бы я не верил.

– Лейтенант, вера в Бога нужна не Богу. Вера в Бога нужна, в первую очередь, тебе. Нужно что бы в жизни были какие-то ориентиры, а иначе ты можешь просто запутаться в самом себе и наделать кучу непоправимых ошибок. У них вот – полковник кивнул головой в сторону – вопроса веры не существует. Они верят до фанатизма и веру свою ставят выше жизненных интересов. И я скажу тебе больше: им бы такую техническую мощь, и они разнесли бы нас в пух и прах. Вера – великая сила. А во что верим мы? Кому мы поклоняемся? Когда мы оказываемся на краю пропасти, истошно кричим – "Господи помоги!". А где мы были до этого? Хотя, конечно, у меня к Богу тоже имеются кое-какие вопросы. Например – тот же рай и ад. А что ты об этом думаешь, лейтенант?

– В аду – страдают, в раю – блаженствуют – с явным безразличием, не задумываясь, ответил лейтенант.

– Да, в аду страдают… – согласился полковник и после небольшой паузы, неподвижным взглядом уставившись в пустоту, стал говорить, медленно произнося слова – Ты не поверишь, лейтенант, но я хочу в ад. Я хочу страдать. Страдать так же как страдал лейтенант Громов.

– А кто это? – спросил Антонов.

– Не знаю… – тихо ответил полковник – в Афганистане дело было. Он не из нашей части. Ходили слухи, что он служил в дальнем лётном полку, командиром взвода аэродромной роты. Его душманы взяли в плен и замучили до смерти: поломали кости, выкололи глаза, отрезали уши, вырвали язык. Потом мёртвое, истерзанное тело подбросили нам. Они, таким образом, пытались нас запугать.

– Так вы же не причастны к его гибели.

– К его, нет…. А вот к гибели младшего сержанта Шауса, причастен.

– И здесь нет вашей вины. Вы же не осознанно подтолкнули его под пулю.

– Нет, конечно. Но если бы он подождал минуту или хотя бы несколько секунд… Последнее, что он слышал в этой жизни, была моя нецензурная брань. Так что когда-нибудь, где-то там, со мной будет точно так же как и с лейтенантом Громовым….

Спустя какое-то время, после глубокого вздоха, лейтенант произнёс – "Может всё это и будет, но не так…"

Полковник медленно повернул к нему голову и вцепился взглядом.

– Как не так? Почему не так? Что значит не так?