Бесконечное лето: Город в заливе (СИ)

Человеческий разум — забавная штука. Если он становится свидетелем того, чему не может подобрать приемлемого объяснения, то, как правило, оказывается склонен отрицать увиденное вообще, приписывая происходящему сверхъестественное или, напротив, преувеличенно примитивные причины. Это обратная сторона нашей рациональности — первобытные люди и даже древние греки отнеслись бы к такому куда спокойнее, просто, даже обыденно признав, что стали свидетелями чуда. Современный человек оказался не готов к столь крупной жертве.

— Звук? Песня? — Билл Хойт был окончательно сбит с толку. — Чушь собачья. Я бы понял, если бы она собрала на коленке какую-нибудь миниатюрную сирену или передатчик — это было бы еще туда-сюда, диковато, но объяснимо. Но это? Песня на черт знает каком языке — это сигнал? Дерьмо, я на такое не куплюсь, это полнейшее сумасшествие. Слышишь, Рей? Это еще безумнее, чем Дональд Трамп на посту президента, безумнее, чем пивные автоматы в детском саду, чем, я не знаю…

— Остынь, Билл, — Рейхардт был спокоен и рассудителен как бегемот перед атакой. — Ты лучше пристальней гляди на море, похоже, на этот раз сеанс связи состоялся — так или иначе. И кстати, это русский.

— Где? — Хойт неправильно оценил последнюю фразу и приник к прибору ночного видения, яростно осматривая пустую гладь моря.

— Русский язык — тот, на котором пела эта девушка, — пояснил Рейхардт, отдавая вполголоса кому-то команды. — Я немного его знаю — наслушался от туристов в свое время… Мне, кстати, песня понравилась, хотя с аккомпанементом была бы, наверное, еще лучше… А тебе как? Ладно-ладно, не нервничай, все ведь становится еще интереснее.

Он хладнокровно болтал, а его люди тем временем беззвучно крадучись, выходили на позиции, с двух сторон огибая небольшой пляж, окруженный изломанными щупальцами мангров, где застыла по щиколотку в воде хрупкая девичья фигурка. Она стояла, опустив голову, длинные хвосты серебристых в лунном свете волос опускались ниже колен. Со стороны эта поза могла бы показаться воплощением бесплодного ожидания, неуверенности, даже отчаяния, но те, кто предположил такое, совершили бы ошибку. Ошибка была простительной — ведь наблюдатели не владели всей полнотой информации.

Они не видели ее лица.

***

Примечание к части

В главе использованы стихи Густаво Адольфо Беккера и Николая Майорова.

Глава 19, где одна пуля меняет всё

— Да выходи уже, что ты прячешься там, как багдадский вор, — устало сказал я в пространство. Выглядел ваш покорный слуга сейчас, наверное, неважно, будто только что перетаскал дюжину бочек контрабандного пиратского рома. Изменение реальности всегда нелегко дается, а изменение физических свойств звука и проводящей среды — например, для того, чтобы слышать его за несколько километров — тем более.

Но мы справились. Мы с Мику. Молодчина она все-таки, поняла все с полуслова и сделала в лучшем виде, безо всякой подготовки. Музыка — она и правда сближает.

А еще музыка умеет передавать информацию — так что с нахождением пиратского лагеря теперь никаких трудностей не возникало. Оставалось только…

Вот черт.

— Саш, что это было? — Славя, в одной короткой черной футболке и таких же шортах, смотрела на меня чуть опасливо и как-то виновато. Наверное, я на нее произвел неправильное впечатление, когда рассказывал о своих блестящих планах на этот вечер. Хм… А может, я даже забыл ей сказать, что это были именно планы, а просто, по своему обыкновению, купался в мутном потоке собственного сознания. Тогда, конечно, это наверняка звучало довольно странно и тревожно. Возможно, я бы себя даже забоялся немного.

— В каком смысле? — чуть-чуть пришел я в себя, сообразив, что вопрос прозвучал, а вот отвечать я на него так и не собрался. Спишите это на особенности восприятия мира после сеанса магических песен с Мику.

— Эти стихи… и музыка… — Славя покачала головой. — Никогда не слышала ничего подобного.

А я уже и думать про них забыл. Что сказать — под хорошие стихи музыка сама ложится. А стихи в тридцатых годах прошлого века рождались отличные. То же самое и к людям относится, кстати.

Разберите стихи на слова.

Отбросьте бубенчики рифм,

Ритм и размер,

Даже мысли отбросьте.

Провейте слова на ветру.

Если все же останется что-то,

Это и будет — поэзия, — сообщил я ей.

Наверное, зря. Теперь придется еще полночи убеждать, что я не сошел с ума, что я нормальный. И даже не факт, что удастся — недостает собственной уверенности в сказанном.

— На самом деле, — сказал я тоном ниже, сделав доверительно-сексуальный низкий голос, — Мику рассказала мне где они находятся, так что, в принципе, мы уже можем…

— Здорово! — Забыв об осторожности и недавней тревоге, Славя даже в ладоши захлопала — но тихонечко, чтобы не разбудить никого. Какая славная девушка. — Тогда что, будим Датча, заводим катер? Или нет, постой… — ей в голову пришла та же мысль, что и мне чуть раньше. — Это будет медленно, шумно и ничем хорошим не закончится?