Бесконечное Лето. Первая смена

Хоть Роутер и не знал, что случилось с Алисой, но было очевидно, что за всё время у него в голове пронеслось столько ужасных картин, что ему, возможно, было ещё тяжелее, чем мне.

– Возьмёмся за руки и пойдём. Я первый, поведу вас, потом Маша, потом Лена, потом ты.

Я посмотрел на девочек. Они сидели, опустив головы, и тихо всхлипывали.

– Готовы?

Никто не ответил – понятно, что этот вопрос был лишним – в такой ситуации готовым быть нельзя. Я взял Машу за руку, обернулся и внимательно посмотрел на Лену и Роутера.

– Закройте глаза и ни в коем случае не открывайте, поняли?

– Да… – отозвался Роутер.

Лена кивнула. Я собрался с духом, распахнул дверь и вышел наружу, придерживая Машу за руку.

– Осторожно, ступеньки!

Когда мы все оказались на улице, я всё-таки ещё раз взглянул на Алису. Сейчас увиденное не опрокинуло меня на землю, хотя сердце бешено стучало, меня всего мутило, голова кружилась, и к горлу подступала тошнота. Она висела в паре метров над землёй на нескольких связанных вместе пионерских галстуках. Глаза навыкат, с высунутым языком, вся посиневшая – казалось, что она умерла не несколько часов назад, а как минимум пару дней. На её лице застыло выражение предсмертной муки и нечеловеческого страдания. Было понятно, что сама она не могла сделать такого с собой. Господи, и кто же всё это придумал? Может быть, мы в аду? Я быстро направился прочь от этой дьявольской картины, таща за собой остальных.

. .

Я разрешил им открыть глаза, только когда мы оказались на площади.

– Она всё ещё там? – спросила Маша, не отпуская мою руку.

Я лишь кивнул.

– Кто?! Алиса?! – вскрикнула Лена и разрыдалась.

Маша обняла её и попыталась успокоить.

– Что с ней? – заплетающимся языком спросил Роутер.

– Думаю, ты не хочешь этого знать.

Некоторое время я просто стоял и смотрел на луну. Лена рыдала, Роутер ходил вокруг нас кругами, а Маша села на скамейку и закрыла лицо руками.

– Пора… – тихо сказал я, но никто не шелохнулся.

– Здесь оставаться нельзя!

Я подошёл к Маше, наклонился и взял её за руку. Она подняла на меня заплаканные глаза и кивнула. Мы медленно пошли в сторону автобусной остановки.

. .

На лагерь опустилась ночь. По дороге я отметил, что даже кузнечиков почти не слышно. Замолчав на некоторое время, они снова затянули свою противную песню, но сейчас гораздо тише и, казалось, даже уважительнее. Их дневной прогрессив нойз сменился на ноктюрн для виолончели с оркестром. Неужели и они понимают, что здесь происходит? Конечно, если предположить, что в аду тоже есть кузнечики.

Мы вышли на автобусную остановку и остановились в нерешительности.

– В какую сторону? – спросила Маша, вытирая слёзы.

– Направо мы уже ходили. Пойдём налево, – ответил я наугад.

– Но там ведь нет города.

– А направо ещё пару дней назад не было такого же лагеря.

– Может, не надо, – тихо всхлипнула Лена.

– У нас нет выбора. Я больше здесь ни секунды не останусь! – я старался звучать уверенно, насколько это вообще было возможно.

Мы уже собирались двинуться в путь, как вдруг вдалеке послышались какие-то звуки. Я вгляделся и увидел, что по дороге кто-то идёт.

– Автобус! – радостно вскричал Роутер.

– Тихо, дурень! Какой автобус! Это люди! – зашипел я на него.

– Много людей, – испуганно сказала Маша.

Стало понятно, что здесь оставаться нельзя. Я повернулся и увидел, что с другой стороны дороги к нам тоже кто-то приближался. Шум всё усиливался. Стрекотание кузнечиков. Но не обычное, а гораздо громче, искажённое, словно пропущенное через дисторшн.

– Бежим! – крикнул я, но никто не сдвинулся с места. – Да вашу мать!

Я схватил Машу и Лену за руки и бросился назад в лагерь. Девочки с трудом передвигали ногами, поэтому мне буквально приходилось тащить их за собой. Выбежав на площадь, я остановился, чтобы немного отдышаться, и только тогда понял, что Роутер остался там.

– Надо вернуться за ним! – закричала Маша и дёрнулась по направлению к автобусной остановке.

– Куда?! – я потянул её на себя и удержал на месте. – Хочешь, чтобы мы все там легли?!

Лена тряслась так, что вся моя правая рука, держащая её, ходила ходуном.

– Бежим дальше! – скомандовал я.

– Куда?! – пыталась вырваться Маша.

– Не знаю, в лес!

Возвращаться в домик Ольги Дмитриевны было нельзя. Также нельзя было находиться на открытом пространстве – это мне подсказывал инстинкт самосохранения.

Мы метнулись по направлению к лесу. Я крепко держал девочек за руки. Они бежали с трудом, особенно сильно ноги заплетались у Лены, несколько раз она падала, но я быстро поднимал её и, подстёгивая криками, тянул дальше. Между деревьями продираться было особенно тяжело. Хоть на небе и светила полная луна, но я всё равно в темноте постоянно натыкался на коряги, ветки, попадал в ямы. По ногам хлестала крапива, а по лицу били листья, оставляя болезненные царапины. Сердце тяжело колотилось, из груди вырывался хриплый свист при каждом выдохе, а кровь в голове стучала так сильно, что, казалось, черепная коробка была готова разорваться от давления в любую секунду. Я перестал чувствовать своё тело – ноги сами несли меня вперёд.