Бесконечное падение

— Больно тебе? — переспрашивает он в неприкрытой усмешке. — В самом деле? А ты вообще помнишь, что такое боль? — очевидно, вопрос звучит в риторическом ключе, потому что времени для ответа Рупасов не оставляет, тут же продолжая. — Знаешь, каково это, проснуться однажды утром и осознать, что та, кто клялась тебе во всём вечном, ушла и даже «до свидания» не сказала? И не просто ушла — забрала вместе с собой твоё будущее. Не поинтересовалась твоим мнением. Забила на твои чувства.

Просто свалила в неизвестном направлении! Как считаешь, Жень, это может быть действительно больно? — сдавливает пальцы на моём горле сильнее, в то время как в синих глазах вспыхивает чистейшая ненависть. — Ты же бросила меня, Жень! И ребёнка нашего не рождённого убила! А потом вернулась и всего меня наизнанку вывернула, будто бы прежнего тебе мало было! Всю душу, зараза, вымотала! А теперь решила повторить всё по новой?! Них*ра так не будет, поняла?!

Каждое его слово отпечатывается во мне, будто клеймо, выжженное раскалённым прутом. Проклятый отпечаток прижигает сердце, расплавляет и уничтожает душу.

Не могу больше сдерживать слёз. Закрываю глаза, позволяя солёным каплям спускаться с ресниц, смешиваясь с дождём… Вот только Артёму и этого мало.

— На меня смотри, когда я с тобой разговариваю! — отпускает мою шею и перехватывает пальцами за подбородок, приподнимая лицо. — Ну что, Жень?

Вспомнила, что такое боль? Или тебе до сих пор не понятно? Всё ещё думаешь, что больно тебе? Так знай… не тебе одной!

Очередной поток чужой ярости врезается в сознание и вынуждает открыть глаза. Не могу же я проигнорировать и это, сколь бы того ни хотелось.

— Прекрати… — единственное, на что хватает меня.

На губах Рупасова мелькает горькая ухмылка.

— Нельзя прекратить то, что ещё и не начинал, — ядовито отзывается он, дёргая на себя, тем самым впечатывая в своё тело. — А я пока что только на полпути к этому началу, — добавляет зловещим многообещающим полушёпотом.

Его пальцы на моём лице плавно скользят и перемещаются на затылок. И тут же впиваются с такой силой, что хочется кричать от этой пытки. Хотя я всё равно упорно молчу, кусая губы. Просто отчаянно надеюсь, что очередное безумие в моей жизни будет длиться не так долго… Вытерплю. И не такое приходилось терпеть.

Но я ошибаюсь. Очень сильно. И жестоко.

— Знаешь о чём я думаю сейчас? — предельно ласково вновь заговаривает он.

Артём склоняется ближе, задевая своими губами мои. Могу не только слышать его голос, но и прочувствовать на себе каждый звук, улавливая чужое тяжёлое дыхание.

И если прежний грубый тон мужчины, исполненный ненависти, подталкивал меня к грани, где живёт лишь безнадёжный страх, то теперь… Я в откровенном ужасе.

Рупасов так и не отстраняется, внимательно и пристально всматриваясь в мои глаза с неподдельным интересом, будто ищет там ответ на недавно заданный вопрос, словно мне и правда известно, что творится в его голове. Но на самом деле я не понимаю, что и в своей-то происходит, не то, что в чужой.

— Знаешь? — повторяется Артём.

Прикосновение наших губ невесомое, почти не ощущаемое, но мне стоит огромных усилий не податься навстречу. Наверное, я окончательно спятила, а может просто таким образом надеюсь преодолеть ту невидимую преграду, которую он возвёл между нами. Ведь я всё ещё помню — мой самый первый в жизни мужчина может быть совершенно другим: моим, родным и близким настолько, будто бы и нет такого понятия как я и он, а только — мы.

— Нет, — отвечаю тихо.

Судорожно сглатываю, с огромным усилием удерживая визуальный контакт, хотя больше всего на свете хочется отвести взгляд в сторону и закрыть глаза вновь. Не смотреть, чтобы забыть о последних минутах своей жизни, да и вообще больше не думать о том, что будет впереди. Ведь ожидание — оно невыносимо.

— О том, как сильно я хочу придушить тебя за всё, — проговаривает в ответ Рупасов, тут же вторгаясь в мой рот глубоким жадным поцелуем.

Я даже не сопротивляюсь. Рассудок давно бьётся в истерике и не способен на что-либо иное, а тело в одно мгновение предаёт меня, охотно реагируя вперёд собственного осознания происходящего. Так и стою, позволяя мужчине не только владеть мною как вздумается, но и отбирать жалкие остатки кислорода из лёгких…

Возможно потому, что и сама сейчас больше всего на свете желаю задохнуться и перестать чувствовать всё то, что раздирает изнутри безжалостной агонией противоречий, которую принесли призраки прошлого. Ведь, как бы то ни было горько и мерзко, абсолютно всё, что сказал Артём — правда. И, наверное, моя собственная ненависть ко мне, рождённая этой истиной, ничуть не меньше, чем его.

— Так сделай… — произношу прежде, чем понимаю, что получается вслух.

Мужчина замирает, а после немного отстраняется, глядя с неверием. С пару секунд просто стоит и смотрит. Новые вспышки молний, перечёркивающих тёмное небо, вместе с очередными раскатами грома, только добавляют его образу мрачности.

— Х*ра с два ты избавишься от меня, — злорадно ухмыляется Рупасов.