Бесконечное падение

Некоторые падают на пол, но я не стремлюсь поднимать их. Самое главное — заявление, подписанное Леной, лежит прямо перед Артёмом, а мне и этого достаточно.

— На меня смотри, когда я с тобой разговариваю, — выдавливаю сквозь зубы, но уже спокойнее и тише.

Хотя ярость, пронизывающая меня насквозь, всё равно слишком отчётливо проскальзывает в тоне. Но при этом не вызывает никакой реакции у собеседника.

— Уходи, — устало отмахивается Артём.

Чем злит ещё больше!

— Ты оглох что ли? — интересуюсь ответно, упирая кулаки в столешницу.

Наклоняюсь вперёд, прожигая мужчину гневным взором. Правда, это тоже мало помогает тому, чтобы Рупасов выполнил требуемое.

— Просто уйди, а? — повторяется он.

Ожидала от него чего угодно, но точно не такой апатии, тем более, когда саму переполняют прямо противоположные чувства. И если я сейчас же не поделюсь ими, то они просто выжгут меня изнутри.

— Ты, мать твою, больше не будешь мне указывать что делать! — повышаю голос снова. — И ты, мать твою, прямо сейчас объяснишь мне, что это, — тыкаю указательным пальцем в заявление, — значит! Ты же сказал, что не трогал её тогда!

Тогда какого х*ра, а, Рупасов?!

Злоба, выжигающая всё моё нутро, продолжает душить остатки самообладания. В лёгких будто стекло битое — так больно даётся каждый новый вдох. Я просто задыхаюсь. И тем хуже мне становится с каждой последующей секундой, пока Артём неохотно открывает глаза, неспешно распрямляется и смотрит туда, куда указываю ему.

— Говори, мать твою! — не могу сдержать эмоций в который раз. — Я тебя спрашиваю, что это такое, а?!

Взгляд синих глаз бегло проходится по криво написанным строчкам, а после снисходительно смотрит в моё лицо. На губах мужчины расплывается едкая ухмылка, а он вальяжно откидывается на спинку кресла, скрещивая руки на груди.

— А что, у тебя проблемы со зрением? — безразлично пожимает плечами Рупасов. — Или читать разучилась? Тут вроде как ясно всё написано.

Твою ж мать!!! Да он точно издевается!

— Сссу… — едва сдерживаюсь от очередного оскорбления.

Сама не уверена к кому больше оно относится: к сидящему передо мной или той, кто подписала эти строки. То, что Лена участвовала в этом против воли… Ни за что не поверю!

— То есть теперь ты уже не отрицаешь тот факт, что нагнул мою подругу в своей извращённой манере, да не раз, забив на меня и то, что у нас вроде как ребёнок должен был быть, да? — уточняю вкрадчиво.

Один Господь Бог знает, чего мне стоит выдать столь связную фразу и при всём при этом не добавить туда в три раза больше матерных слов, нежели обычных.

— Я уже давал тебе ответ на этот вопрос, — напряжённо отзывается мужчина. — И от того, сколько дней прошло с тех пор, он не станет иным… Да и какая разница теперь?

Ты вроде ясно мне дала понять, что чужой ребёнок в принципе для тебя важнее, чем я или то, что могло бы быть у нас с тобой.

От былой расслабленности не остаётся и следа. Рупасов выпрямляет спину и прищуривается, чуть склонив голову влево. Смотрит до того пристально и придирчиво, будто насквозь, что кажется, он уже и сам знает, что скажу.

Но я всё равно озвучиваю. Хватит недоговорок. Кроме того, так ведь и не получила то, зачем сюда явилась на самом деле… Правду. И не только его. Свою тоже.

— А разница в том, что, если всё так — значит и ты виноват. Не только я. Ты тоже!

В синих глазах мелькает непонимание. Не спешу облегчать участь их владельца.

Обхожу стол и останавливаюсь прямо перед мужчиной. Под подошвой моих ботильонов хрустит битое стекло, а я наклоняюсь к Артёму ближе, упирая обе ладони о подлокотники кресла, в котором он сидит.

Хочу с предельной точностью увидеть и запомнить каждую из эмоций, которая последует от него во время того, что я буду говорить дальше.

— Помнишь, ты спрашивал, каким образом я познакомилась со своим мужем? — интересуюсь, но ответа не жду, продолжая дальше. — Так вот… Я познакомилась с ним в той самой больнице, в которой умерла его жена при родах. Матвей нас и познакомил… Трое суток я слышала, как он плачет совсем один в том стеклянном боксе. Очень громко. Так, что моё сердце до сих пор сжимается, когда я вспоминаю эти дни и ночи. Никогда их не забуду… А знаешь почему? — снова спрашиваю, и вновь не позволяю собеседнику и слова вставить. — Потому что это единственное, что я слышала, пока эти же трое суток истекала кровью после того, как… — запинаюсь, чувствуя, как с ресниц вот-вот спустятся слёзы, но хватает мгновения, чтобы перестать обращать на это внимание, вернувшись к первостепенному, — после того, как потеряла своего малыша… Понимаешь? — умолкаю ненадолго и отстраняюсь, чтобы подобрать со стола бумагу, несущую в себе первоисточник моего горя.

Комкаю лист, прижимая его в сжатом кулаке к груди Артёма, пока он продолжает гипнотизировать меня пустым, ничего не выражающим взглядом.