Бесконечность + 1

Финн почти физически ощущал смятение Бонни, ее изумление. Она вслушивалась в его слова, словно желая убедиться в его раскаянии, в том, что он не лжет, но ничего не говорила.

– Следствие предложило мне сделку. Все это случилось через три дня после того, как мне исполнилось восемнадцать, и у меня не было судимостей. Я признаю себя виновным в хранении оружия и вооруженном ограблении, мне дают пять лет и снимают обвинение в покушении на убийство. Я бы, может, и раньше вышел, если бы быстрее адаптировался к жизни в тюрьме.

– А свастика, получается… – Бонни убрала руки и обошла его, встав прямо перед ним. Она покусывала губу, словно выпытывая у нее ответ на свой вопрос. – Я пока не понимаю. Фишер был как-то связан с нацистами?

– Нет! – Финн яростно замотал головой, не желая, чтобы на его брата повесили еще и это. – Свастику я набил через месяц после того, как попал в Норфолк. Мне пришла в голову идея впечатлить других заключенных, показав, как хорошо я соображаю в математике и картах. Но все пошло не так. Меня избили и поставили метку на спине, и я был уверен, что очень скоро отправлюсь вслед за братом, если не присоединюсь к какой-нибудь группировке. Поэтому я вступил в единственную банду, которая согласилась меня принять.

Бонни смотрела на него широко раскрытыми глазами, словно пытаясь осмыслить сказанное.

– Забавно, – добавил Финн, хотя ничего забавного в этом не было. – То, что кажется необходимым в яме, на поверхности делает тебя изгоем.

– В яме? – переспросила Бонни.

– Заключенные называют тюрьму ямой.

– А поверхность – значит…

– Жизнь. Свобода. Все, что за бетонным забором. Я думал, что эта татуировка мне необходима. Что без нее не выжить. А в итоге она ничем мне не помогла. Меня спасли числа. Да, меня избили, но я успел показать, на что способен. После этого ко мне стали приходить за помощью местные авторитеты, и татуировка не понадобилась.

Они помолчали. Бонни, словно онемев, смотрела на него, а Финн – на нее, гадая, поймет ли она. Он коснулся рукой своей груди, и взгляд Бонни скользнул следом.

– Эта татуировка будет напоминать мне о том, что выбор, сделанный в отчаянии, почти всегда оказывается ошибкой. – Финн замолчал на секунду, надеясь, что Бонни вспомнит о своем решении прыгнуть с моста. Она тоже была в отчаянии и тоже сделала неверный выбор. – Я не снимаю майку ни на пляже, ни в качалке, ни когда иду на пробежку или играю с друзьями в бейсбол. И тебе я бы никогда не показал татуировку. Эта свастика набита у меня на груди, над сердцем. Из-за нее я кажусь тем, кем не являюсь. Это трудно принять, я понимаю. Но свастика у меня над сердцем, не в сердце. Надеюсь, это хоть немного меняет дело.

Бонни кивнула, накрыла его правую руку своей левой, отцепила ее от груди и сжала пальцы Финна. Он так удивился, что позволил ей это сделать. Она обхватила его руку своими маленькими ладошками.

– Мне жаль Фишера, – искренне сказала Бонни.

Финн недоверчиво фыркнул и высвободился, но она снова поймала его руку и притянула к себе, вцепившись в его предплечье, так что оно уперлось в ложбинку у нее на груди.

– Мне жаль, что это случилось с тобой, Финн. – Бонни произнесла эти слова с такой горячностью, что он не выдержал и сорвался.

– Не надо, Бонни! Не превращайся в типичную девчонку-спасительницу. Ты не можешь меня спасти. И я тебя не могу. И Фишера я не спас, как и ты не смогла спасти Минни. Ведь не смогла же?

Бонни нахмурилась, готовая возразить.

– Или, скажешь, смогла? – Он вел себя как последняя скотина. Но такова была горькая правда, с которой Бонни, похоже, еще не примирилась.

– Нет. – Ее губы задрожали, и она покачала головой. – Нет, не смогла. Не спасла.

Финн выругался, словно стремясь одним уродливым словом выразить все уродливые чувства, скопившиеся у него в груди, и еще раз попытался высвободиться, но вместо этого лишь притянул Бонни ближе к себе. Рука его оказалась зажата между ними.

– Но меня ты все-таки спас. – Бонни посмотрела на него снизу вверх.

– Неправда. Я только помешал тебе. Если человек хочет умереть, он умрет. Мы оба это знаем. Я просто надеюсь, что ты сама передумаешь. Ты заслуживаешь большего. Фиша и Минни больше нет. Может, мы их подвели. Или нет, хрен знает. Но мы точно не поможем им, прыгая с мостов.

– Правда? – спросила Бонни, все еще не выпуская его руку.

– Что?

– Что я заслуживаю большего?

– Да! – воскликнул он. – Конечно, заслуживаешь!

Тогда она улыбнулась. Уголки губ приподнялись, взгляд смягчился. Но в ее голосе прозвучала ирония, когда Бонни сказала:

– Тебе пора бы определиться, Клайд, ненавидишь ты меня или нет.

– Я тебя не ненавижу, Бонни. – Как можно ненавидеть, когда ее губы так близко, а шоколадно-карие глаза смотрят с сочувствием? – Я просто не понимаю, что мне, черт возьми, с тобой делать. А теперь меня к тому же ищут полицейские, уверенные, что я тебя похитил.

– Ты меня не ненавидишь, но я тебе не слишком нравлюсь. – Бонни проигнорировала слова, касавшиеся полицейских.