Бесконечность I. Катастрофы разума

А он за шею держится и хрипит. Влетел конвой. Мне трибунал и срок. Двадцать пять лет. Звание, награды, всего лишили. И самое обидное, что ни у кого, ни у кого даже сомнений не возникло. Просто разжевали и выбросили. Как вещь. Только адмирал Рид мне тогда поверил, он тогда в составе суда был. Не знаю почему, но поверил, и вытащил девочку Алин из дерьма. Уговорил комиссию по помилованию принять решение о досрочном освобождении, и вот теперь я с ним. Больше мне идти некуда.

— А почему ты по-прежнему носишь лычки? — спросил Штильхарт. — Их разве не сдирают?

Авонамйелус мрачно осклабилась.

— А я их не за охрану продовольственного склада получила, — резко отчеканила девушка, — эти лычки стоили жизни паре классных ребят и ни в чем не повинных мирных жителей, они кровью омыты, не тому борову их сдирать.

На небольшой боковой консоли конвертоплана замигала красная лампочка. Вместе с ней запищал датчик, Алин одернула летную кожанку и направилась в кабину.

— Кажется, мы подходим к Борисфену, — быстро сказала она, — обратите внимание. Зажглось табло пристегните ремни. Наш самолет приступил к снижению. Выключите все электронные приборы и откройте шторку на иллюминаторе.

Кристина глянула сквозь стекло. В нем виднелись знакомые очертания небоскребов Борисфена.

Они прибыли.

Только бы не было слишком поздно.

* * *

Пять барабанщиков, одетых в парадную форму, выбили торжественную дробь, которая возвещала о начале конференции. Это должно было придать больше торжественности моменту. Назад отступать было бесполезно.

Да и чего можно было опасаться в момент наивысшего триумфа. За десять минут до открытия конференции к Президенту подбежал молодой референт. Твердил про возможность нападения, опасность для гостей. Чушь, возможности этих протестующих сильно преувеличены. Делегаты заняли свои места. Президент в центре зала, Фуэнтес расположился слева от нее. Напротив — представитель МИДа Великоруссии и чиновник из КНР. Они оба выражали лучезарное спокойствие, и Президенту это обстоятельство давало некоторую надежду.

— Вам удалось поздравить племянницу с днём ангела? — спросил у Соколовского Фуэнтес. Как любой испанец, он очень трепетно относился к таким вещам.

— Что? — вежливо отозвался генерал. — Ах да, мы же из-за этого прервали дискуссию. Ох уж эти девочки. Я что-то пропустил?

Фуэнтес вежливо улыбнулся.

— Я говорил Президенту, что мы обеспокоены внесенным в Верховный совет проектом закона «О контроле и порядке». Мне кажется, что этот закон просто ужасен, он подвергнет сомнению демократические ценности.

Ловко они хотят, чтобы я оправдывалась, решила Президент, но она была давно в политике и привыкла к таким уколам.

— Вы верно сказали, — произнесла она, — это все лишь законопроект, тем более предлагаемый достаточно маргинальным левым движением, которое возглавляет некий господин Душенин. Он не входит в парламент, но у него есть свои сторонники, однако у меня нет ни малейших сомнений, что этот законопроект будет отклонён. Ценность демократии состоит в том, чтобы каждый мог высказать свое мнение. Господин Душенин такой же гражданин, как и все. Я думаю, никто не возразит, что последние годы насилие стало захлестывать общество. Политические мнения выражаются актами терроризма и саботажа. Появляются радикальные, даже фашистские организации. Лично я против такого закона, но считаю, что, возможно, некоторое ужесточение необходимо. Но это должно решаться на свободном голосовании народных избранников.

— Могу лишь добавить, — вступил представитель Великоруссии Горчаков, — что не остановив насилие, мы только сыграем на руку полицейскому государству и радикальным силам, которые есть в любой стране, поверьте мне.

Соколовский издал характерный смешок.

— Не соглашусь с вами, господин Горчаков, — сказал он, — я, например, считаю, что даже предлагаемый законопроект недостаточно строг. Миром должна управлять твердая и сильная рука, иначе он погрязнет в хаосе и анархии. Лично не хочу, чтобы тысячи лет развития самой высокоразвитой культуры — европейской — были уничтожены невежественным быдлом.

Если китайский представитель и услышал издевку, то счел нужным пропустить её.

— Вы слишком консервативны, дорогой Соколовский, — мягко оборвал его Горчаков, — мы все знаем, к чему приводили твердые и сильные руки на европейском континенте.

— Я всего лишь говорю о том, что нужно странам, — возразил Соколовский, — это нужно сделать, даже рискуя потерять поддержку народа. Правительство должно выполнить волю народа, а воля народа есть воля молчаливого большинства. Поэтому я считаю, что права правительства не должны быть ограничены, ибо ограничения ведут к неспособности выполнить волю народа, обеспечить его права. Мы живем в обществе, которое не только прощает, но и поощряет насилие, путем избрания слабой власти.

— Главные ценности народа — это этика и мораль, — изрек Фуэнтес, — как вы…

Раздался оглушительный щелчок и погас свет. Всё сразу повскакивали со своих мест. Охрана начала дергать двери, но они были заперты. Затем среди какофонии криков и возгласов раздалось легкое шипение.

* * *