Осенний футбол в воскресенье днем на стадионе «Динамо», когда светло, облачно, прохладно, дождя нет, он может полить, но может и миновать, сыростью тлеет земля газонов, на асфальте желтые листья, болельщики на всякий случай идут с зонтиками, военные нарядились в длинные темно-зеленые плащи, и у милиционеров, зябнущих на своих полусонных лошадках, вид какой-то виноватый и зряшный: народу мало, могли бы и остаться в казармах, в тепле. Откуда в воскресенье, одно из последних перед ненастьями, когда надо ехать за город, дышать лесом, копать картошку, быть народу на футболе? Да еще когда играют два аутсайдера: московский «Авангард» и «Микрон» из Нижнеуральска. Только знатоки, понимающие толк в деле, знающие, что будет истинная сеча
, великая зарубаловка, в кровь и в кость — потому что решается вопрос жизни, кто победит, тот остается жить в высшей лиге, а кто проиграл, тот летит в тартарары, во вторую группу на неведомый срок, попробуй спасись оттуда, выдерись из волчьей ямы, — только гурманы, осведомленные в тонкостях, губят на футбол воскресенье, запасаются плащами, газетами, сигаретами, заряжаются, чтоб не простыть, в продмагах в уголке или в шашлычных, а некоторые сибариты, любящие получать два удовольствия сразу, берут зарядку с собой, и это иногда кончается плохо. Но — не всегда, не всегда! Изредка это кончается плохо, но чаще бывает порядок. Черным валом валят они из метро, балагуря, споря, ругаясь, торопясь, вожделея, и, когда стоишь возле метро и глядишь на эту толпу, кажется, что народу будет порядочно, но потом оказывается, что трибуны полупусты, тысяч пятнадцать — сидят кустами…Сериков, Маша и Мартынов идут между рядами на Северной трибуне. Зрители рассаживаются.
— Сегодня народу мало, потому что играют два слабых клуба. Жуткая схватка за предпоследнее место, — объясняет Сериков.
— И на такой матч вы меня пригласили!
— Матч интереснейший. Бой скелетов над пропастью. Кто проиграл — тот летит вниз, гремя костями.
— Эй, не забудь: ты должен познакомить меня с редактором!
— Помню, помню. Имей терпение…
В тесненькой ложе прессы под брезентовым навесом, предусмотрительно натянутым на случай дождя, сидят журналисты. Как они там помещаются, бедные? Каждый имеет право сидеть на любом месте трибун, где будет свободно — а сегодня полно свободных мест, даже на аристократическом «севере», — по им надо жаться вместе, ощущать друг друга плечами, затылками, локтями, обсуждать, оценивать, быть настороже, а все это возможно только там, в тесной клетке под брезентовым навесом. Он и сам сидит там обычно, втискиваясь между толстым Абрамовым и задумчивым Феликсом, но сегодня он не один. Он проходит низом мимо ложи прессы, жестом руки и слабой улыбкой приветствуя сидящих там приятелей, а те сверху следят за ним, за его спутницей и за Мартыновым, плетущимся сзади. Игра еще не началась, внимание рассеяно, надо же на что-то смотреть и о ком-то злословить. Разговор там примерно такой: «А Сериков-то, а?», «Ну, ну!», «Человек в порядке!», «Наш скромный-то Сериков…», «А она ничего», «Кто такая?», «Узнаем завтра», «Смотрите, у них заявлен Фролов под седьмым, но это явно не Фролов!», «И наглец: прошел мимо, даже не поздоровался», «Нет, поздоровался, сделал ручкой», «Это самый настоящий Фролов, к вашему сведению», «Где Фролов?», «Седьмой Фролов!», «Нет, все-таки наглец — приходить с такой девицей на футбол и не знакомить»…
Сериков подымается по проходу рядов на десять выше брезентовой крыши, постилает на сырую скамейку газету, Маша, придерживая под коленями плащ, садится на нее. Поодаль, чуть пониже, сидит Грачев: Сериков замечает его серую шляпу и голубоватый плащ. На коленях у редактора зонт и бинокль в футляре. Рядом с Грачевым кто-то очень солидный, начальственного облика, тоже в плаще и в шляпе, но в зеленоватых тонах. Серикову неохота в воскресный день попадаться начальству на глаза. Надо же когда-то отдохнуть друг от друга. Но Мартынов не унимается. «Где же твой Грачев?» Проще всего сказать: «Что-то не вижу». Но Сериков слишком поздно сообразил, что можно невинно солгать, и говорит ворчливо, ткнув пальцем: «Да вон он сидит!» Все трое, забрав влажные газеты, спускаются вниз к Грачеву.
— Роман Романович, дадим в хронику? Или двадцать строк? — спрашивает Сериков.
— А это поглядим. Как сложится.
— Если наши черти не выиграют! — сосед Грачева трясет кулаком.
— Как можно? Обязаны выиграть, — говорит Грачев. — У Кизяева сегодня последний шанс.
— Роман Романович, познакомьтесь, пожалуйста: Мария Сергеевна… Мартынов… Мои школьные друзья…
— Очень приятно, не будем отвлекаться. Садитесь, садитесь, школьные друзья! — Грачев, уже нервничая оттого, что началась игра, жестом предлагает Маше место рядом с собой. Но туда проворно плюхается Мартынов.