Бесконечный Лес

– Довольно! Раз уж ты не в состоянии раскаяться. Раз уж ты до сих пор, видимо, не вышел из-под дурманящего опьянения, то слушай тогда, что сотворил, – голос Старейшего, обычно спокойный и тихий, на этот раз едва не сорвался в бешенство.

Совладав с собой, он продолжал:

– Сегодня ночью ты отнял жизнь троим своим сородичам, пока они мирно спали под луной. Одурманенный, ты осквернил статую Дикого Охотника, беснуясь в диком танце на его голове. В результате чего статуя была опрокинута наземь и тела несчастных были раздавлены.

Мысли Зука беспорядочно закружились в опухшей голове.

– Постой, даже если это и правда, как можно опрокинуть статую!? – вскинул брови Зук.

– Очевидцы видели, как ранее ты вертелся возле неё, плевал, злословил, – напевы колдуна стали чуть громче и беспокойнее при этих словах. Старейший продолжал: – Так же очевидцы рассказали, что ты частенько вертелся там до этого. Немыслимо! Ты ведь заранее это всё подстроил! Статуя была подрыта и затем всё это, видимо, было скрыто ветками и листвой. Никто не осмеливается нарушать покой Дикого Охотника, поэтому шаткое состояние статуи осталось незамеченным.

У Зука вырвался нервный смешок:

– Нет, я определённо всё ещё нахожусь в царстве снов! Ты сам-то слышишь себя, Старейший? Слышишь, как абсурдно всё это звучит?!

– Очевидцы видели, – не обращая внимания на Зука, продолжал Старейший, – как опрокинув статую ты скрылся в сторону обрыва, смеясь и исторгая проклятия. Ты прекрасно видел, что натворил. Ты готовился к этому заранее и сделал всё намеренно. И единственное, на что у тебя видимо не хватило духу, так это завершить свой план и броситься в пропасть.

– Скверна. Скверна. Гнев Богов, – тихо пробормотал колдун, продолжая раскачиваться и напевать.

Зук вдруг почувствовал свою отвисшую челюсть.

– Это была бы отличная история на ночь детёнышам, – начал он, – я даже начал бы сомневаться в своём рассудке и поверил бы во всё это. Если бы не статуя и цветки дурмана.

Старейший пристально смотрел на него.

– Да, мы не слишком ладили с тобой, – продолжал Зук, – Чёрт возьми, но ты ведь мудрый кот, Старейший. Ты прекрасно знаешь моё отношение к дурману! Взгляни на ситуацию беспристрастно! Она же рассыпается как мёртвый муравейник на ветру! Кто эти очевидцы? Кого именно они видели ночью? Рытьё земли? Возле статуи? Почему же они не рассказали тебе об этом раньше, если, по их словам, они видели это задолго до трагедии? Почему же тогда…

– Да, я вижу ситуацию беспристрастно, Неназываемый, – холодно прервал его Старейший. – Все твои прошлые действия, все твои поступки, сходятся теперь воедино. Теперь я чётко вижу начало твоего безумия и очевидный, печальный, итог. Я виню себя самого за это. За то, что вовремя не разглядел в тебе этой тьмы. Не пресёк этого. Смерть этих троих будет теперь лежать тяжёлым грузом на моём сердце.

Колдун вдруг оживился:

– Тёмное пусть следует во тьму. Пусть молчаливо бродит в бездне. Неназываемому дана была возможность очистить дух свой перед встречей с правосудием Богов. Не воспользоваться ею – его право. Свою часть мы исполнили сполна. Оставим же его наедине со скверной.

Глаза колдуна ярко светились: то ли на фоне затенённой пещеры, то ли на фоне недостатка веры. Зук не мог разобрать.

Его переполняло чувство холодной, спокойной ярости. Если раньше он пытался разглядеть в Старейшем здравомыслие, то теперь он видел перед собой лишь фанатика, слепо следующего каким-то своим догмам. Теперь он уже не видел смысла пытаться что-то доказать, хотя в голове крутилась ещё пара вопросов. Теперь уже было всё равно. Он понимал, что как и прежде был один и что надеяться можно было лишь на себя самого. Что бы там не произошло, только он сам был себе судьёй.

– Этот Майло, – вдруг сказал Зук, – он ведь близкий кого-то из этих троих, верно?

Молча Старейший покинул пещеру, за ним последовал колдун, два раза сплюнув перед этим в разные стороны и пробормотав какую-то свою очередную мантру.

IV

Зук сидел на краю пещеры и наблюдал за пролетающими птицами. Весело щебеча, они резво летали вокруг, пикируя перед самой скалой, стремительно бросаясь вниз и снова взлетая ввысь. «Ловят своих жучков», – подумал Зук. – «Время кормёжки». В животе у него громко заурчало.

«Ох, Зук, неужели сейчас подходящее время думать о еде?», – хмыкнул он себе под нос, – «Хотя, о чём ещё думать теперь?».

Повернув голову, он взглянул на своего караульного. Это уже был другой дикий кот. Впрочем, тоже мало знакомый ему.

«Забавно, тут есть вообще хоть кто-то, знакомый мне не мало», – пронеслась весёлая мысль.

«Анима могла бы подтвердить, что я был в здравом рассудке. Хотя, до Старейшего уже не достучаться. Да и кто стал бы слушать её слова? Она ведь и сама аутсайдер здесь. В стае имеют вес только слова полнокровных, рождённых в селении».