Бесконечный октябрь

Я зацепился за эту фразу, так и не прочтя ничего дальше. Я не нашел в ней смысла, но она застряла в моей голове. Я вернул книгу на прежнее место.

В сад вернулся ветер. На сей раз он не стал перелистывать страницы книги. Теперь он покатился волной до самого озера. Я давно не наблюдал это удивительное зрелище. По праву сказать, я уже о нем и позабыл – но вот оно, это природное творение. Ветер, словно морская волна, понесся к озеру, нарушая на своем пути покой всего, над чем он властен. По поверхности воды побежала рябь, в которой заиграли все еще теплые лучи октябрьского солнца. Через несколько мгновений загудел дубовый лес. Хоть он не так уж и близок к саду Маргарет, шелест сухих листьев добрался и сюда.

Мне горько смотреть на все это и не видеть здесь Янику. Я очень редко бывал в этом доме без нее. Может, от силы пять раз за несколько лет. А за последние два месяца я побывал здесь уже больше десяти раз – но так и не привык к тому, что ее здесь нет.

Мой взгляд вновь прикован к озеру. Ветер скользит по моей коже. Меня это успокаивает. В раздумьях и воспоминаниях я потерял чувство времени. Не знаю, сколько бы я так просидел, если бы не вернулась Маргарет.

– Вот и чай пожаловал! – тепло сказала она.

Маргарет несет чай на подносе. Я встаю, чтобы помочь. Я забрал поднос из ее рук и аккуратно поставил его на стол. Женщина смущенно заулыбалась. Видно, она успела отвыкнуть от подобных любезностей.

Раньше в ее доме почти каждый день были гости, а на праздники часто и присесть было некуда. Люди приходили в этот дом с радостью, ведь они знали, как хороша его хозяйка, а компании здесь собираются самые приятные.

Но теперь у нее нет желания кого-либо видеть. Повода для радости нет, а говорить о судьбе Янике – бередить раны. Осталось несколько человек, с которыми она готова оставаться наедине, и я в их числе.

Это похоже на то, как я остаюсь наедине с Насса, присутствие которого только лучшему. Не так давно я знал эту женщину, как всегда улыбающегося, открытого, гостеприимного и счастливого человека… Теперь она только и делает, что день ото дня читает в одиночестве, а в перерывах губит себя сладкими воспоминаниями, которые навеивают горечь и боль.

Маргарет разлила по чашкам ароматный чай с чабрецом. К нему она принесла свою фирменную шарлотку. Все очень вкусно. Благодаря здешнему воздуху у меня появился аппетит. Горячий чай хорош на слегка прохладном воздухе.

– Как поживает Седрик?

Я спрашиваю об отце Яники, с которым не виделся уже почти месяц. Похоже, дома его нет.

– Не жалуется, – она сделала несколько глотков чая. – Наверное, хорошо притворяется.

– Понимаю, – тихо брякаю я в ответ.

– В последнее время он стал намного реже бывать дома. С головой уходит в работу, да и помимо нее загружает себя всевозможными делами, – монотонно говорит Маргарет.

– Быть занятым – лучшее лекарство, – задумчиво вставляю я.

– От чего?

Этот вопрос оказался для меня абсолютно неожиданным. Я не знаю, что ответить.

– От странных мыслей, например, – неуверенно, но резко проронил я.

– Это не лекарство, а временное утешение, – хмуро сказала Маргарет. – Может, и не стоит так обобщать, ведь я сужу со своей колокольни, но тем не менее.

Она вновь делает несколько глотков чая. Поставит чашку на стол, она сложила рядом с ней ладони, скрестив бледные пальцами.

– Бесполезно это все, дорогой. Ты не слышал, как он стонет во сне, а что еще хуже – его разговоры сквозь сон, в которых он то и дело упоминает ее имя.

Холодный ветер качает усохшие цветы на клумбе Маргарет. Вера в лучший исход погибла внутри этой женщины вместе с этими некогда полными жизни растениями. Так все и заканчивается – хотим мы этого или нет. Я буду последней веткой хризантемы в этом саду, которая умрет не от засухи, а от мороза. Зимние дни и ночи щедро засыплют снегом этот промерзший насквозь цветок. По весне снег превратится в воду. Эта вода унесет меня в те места, куда попадают все погибшие мечты, надежды и желания – какими бы сильными они не казались. Если чьи-то мечты и попадают в подобные, никому неведомые места – ответ один: они были недостаточно сильны.

Я слышал, Маргарет, я все слышал. Сколько ночей я спал, и вдруг, просыпаясь с мокрыми глазами, понимал, что притащил за собой из снов душевные муки, которые в доли секунды сжимают грудь в тиски и безжалостно выдавливают из тебя последние силы.

Дамба, сдерживающая все плохое, что скопилось внутри, рушится – и начинается потоп, от которого нигде не скрыться. После подобных ночей я подолгу боялся смыкать глаза.

Оставшееся время мы пили чай в тишине, лишь изредка перебрасываясь фразами о саде и о том, как идут мои дела в городе. Я понял: Маргарет приняла, что Яника уже никогда не вернется. Возможно, это просто способ самозащиты.

Но я так не могу. Я боюсь, что если попробую вести себя подобным образом – то комфорт от смирения погубит веру в то, что она жива. Я сопротивляюсь этому, как могу. Я не знаю, насколько меня хватит. Но я буду гнуть эту линию до последнего вздоха – который, впрочем, в таких условиях может наступить намного раньше, чем мне уготовано.