Трис никогда не упоминала об этой песне.
Ни разу.
– «Восемнадцатое марта», – говорю я.
– Что?
– Песня так называется. Ну, то есть на самом деле у нее нет названия. Поверить не могу, что ты ее помнишь.
– Она мне понравилась.
– Правда? – вынужден спросить я.
– Правда, – отвечает она. И по интонации я понимаю, что это очень правдивое «правда». Затем, к моему восхищению, она наклоняется вперед и начинает напевать мотив. Не в полный голос, не так, чтобы слышал весь ресторан. Как будто приглушили звук колонок или играет радио в машине, когда едешь куда-то в ночи, и ни души вокруг. Она поет мне мои слова:
Я тронут, это прекрасно. Не текст, который я написал, а то, как она возвращает мне эти слова. Как она вспоминает текст и мелодию. Как звучит ее голос.
Она отчаянно краснеет, так что я не хлопаю ей, ничего такого. Я лишь киваю, надеясь, что она уловит мое восхищение.
– Ух ты, – только и произношу я.
– Ага, я так и думала. Хотя, честно говоря, в первый раз, когда я ее услышала, у меня выдался по-настоящему неудачный день.
– Поверить не могу…
– Клянусь, я не следила за тобой, ничего такого. Клянусь, я забыла все остальные песни.
– Правда?
– Может, сменим тему?
И я неожиданно для себя говорю:
– На самом деле дело было не в ней.
И понимаю, что это правда.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Нора.
– Знаешь, все дело было в чувствах. Она пробуждала их во мне, но они не относились к ней. Все дело было в моей реакции, в том, что я хотел чувствовать, – и потом убеждал себя, что чувствую именно то, чего так сильно хотел. Это иллюзия. Это была любовь, потому что именно такую любовь я для себя придумал.
Нора кивает.
– С Тэлом все дело было в том, как он всегда желал спокойной ночи. Разве не глупо? Сначала по телефону, а потом, когда он отвозил меня домой, а потом, когда мы засыпали вместе. Он всегда желал мне спокойной ночи и произносил это так, словно это были не пустые слова. Наверное, его мама всегда так делала, когда он был ребенком. Привычка. Но я думала: «Это забота. Это по-настоящему». Это может перевесить много проблем. Простое пожелание спокойной ночи.
– Кажется, Трис вообще никогда не желала мне спокойной ночи.
– Что ж, я абсолютно уверена, что Тэл не вдохновлял меня на песни.
– Какая неудача. Тэл рифмуется буквально
Нора на секунду задумывается.
– Ты не упоминал ее имя ни в одной песне, верно?
Я мысленно прокручиваю весь плей-лист, а затем качаю головой.
– Почему нет?
Думаю, мне просто в голову не пришло.
Телефон Норы звонит, и она достает его из кармана.
Посмотрев на экран, она бормочет:
– Кэролайн.
Я вижу, что она собирается ответить, и неожиданно прошу ее:
– Не надо.
– Не отвечать?
– Нет.
Еще один звонок.
– А что, если у нее что-то случилось?
– Она перезвонит. Слушай, давай прогуляемся.
– Прогуляемся?
Третий звонок.
– Ага. Ты, я и город. Я хочу с тобой поговорить.
– Ты серьезно?
– Обычно нет, но в данном случае – да.
Звонок.
– Куда мы пойдем?
– Куда угодно. Еще только… – я смотрю на часы, – четыре часа утра.
Пауза.
Тишина.
Голосовое сообщение.
Нора прикусывает нижнюю губу.
– Сомневаешься? – настороженно спрашиваю я.
– Нет. Просто пытаюсь придумать, куда пойти. Где нас никто не найдет.
– Например, на Парк-авеню?
Нора наклоняет голову, смотрит на меня немного искоса. И говорит.
– Ага, например на Парк-авеню.
А потом она произносит слово, которое я не ожидал от нее услышать в ближайший триллион лет:
– В Мидтаун.