Но, конечно, Трис не стала бы знакомить его с нами. Нет, она не стала бы переживать, что мы выдадим ее неверность, – она боялась, что он западет на Кэролайн. Трис могла встречаться с теми, кого отвергла Кэролайн, но она никогда не предложит ей одного из своих. Трис вела себя как типичная Одинокая Белая Женщина. Мы даже то и дело шутили, что Кэролайн нужно добиться получения против нее ограничительного ордера – хотя Трис, конечно, поставляет нам столько веселья, что было бы жаль выпустить ее из виду. У нас с ней была своего рода любовь-ненависть. Мы не чувствовали себя виноватыми, потому что оставался всего месяц школы, и я была уверена, что больше мы никогда ее не увидим, после того как произнесем наигранное «отличного лета, удачи в колледже» и получим выпускные альбомы. А с точки зрения кармы я многократно отплатила Трис за все мои язвительные шуточки. В этом году она сдала химию и алгебру исключительно благодаря мне. Блин, да она и школу-то благодаря мне окончила.
Я не утруждаю себя ответом на вопрос Ника о том, откуда, черт побери, я знаю Трис. Мне нужно найти Кэролайн.
Я забираюсь на барный стул. Это единственный шанс найти ее среди всех этих людей, громкой музыки, вонючего пота, пьяного драйва и сегодняшнего дня, который все никак не кончится – кажется, что еще только середина вечера. Чтобы не упасть, я опираюсь рукой о голову Ника и всматриваюсь в толпу. Я ерошу ему волосы – совсем чуть-чуть, не в силах сдержаться.
Вот она! Я вижу, что Кэролайн прижимается к Рэнди, сидя за угловым столиком, у кирпичной стены, у самой сцены, справа от Хантера из Hunter Does Hunter, который наконец добрался до микрофона. Не знаю, какую песню подготовила его группа, но слова Хантер явно придумывает на ходу, и они не имеют ничего общего с быстрыми и яростными гитарными аккордами.
Спрыгнув с табурета, я устремляюсь к Кэролайн, но Ник крепко хватает меня за запястье и тянет обратно.
– Серьезно, – говорит он. – Откуда ты, черт побери, знаешь Трис?
Он сжимает мою руку так, что ремешок часов прищемляет кожу, и боль заставляет меня отвлечься от Кэролайн и посмотреть прямо на Ника. Я замечаю, что он выглядит потерянным, но очень хочет, чтобы я осталась с ним. Глаза у него одновременно добрые и сердитые. Взглянув в них, я вспоминаю слова из одной песни, которую он написал для Трис, – она пустила ее по рядам на уроке латыни, потому что решила, что текст абсолютно уныл.
На хрен Трис. Я дала бы себе что-нибудь отрезать, только чтобы парень мне такое написал. Может, почку? Или обе? Слушай, Ник, они твои – просто напиши такую песню для меня. Вот тебе для вдохновения: парень в панковском клубе просит странную девушку побыть с ним пять минут, девушка целует парня, парень отвечает на поцелуй, потом парень видит другую девушку – что в ней
Мне хочется сердито топнуть ногой – я злюсь и на него, и на себя. Потому что я понимаю – что бы Трис ни сказала ему, именно из-за этого он выглядит жалким и отчаявшимся, как потерявшийся щенок. Именно из-за нее он станет бесчувственным и озлобленным стариком еще до того, как ему станет можно пить. Он перестанет доверять женщинам и будет писать о них грубые, злобные тексты. С этого момента и до конца дней он будет думать, что все девушки – лживые неверные шлюхи, и все потому, что одна из них разбила его сердце. Из-за таких парней, как он, такие девушки, как я, становятся фригидными. Я знаю, что он способен быть поэтом – ведь, как я уже сказала, некоторые вещи я просто знаю. Именно я могла бы подсказать ему старомодное название песни, что-нибудь вроде «Преданность и истинная любовь (но все сложно)», если бы он дал девушке вроде меня второй шанс. Я – его девушка меньше чем на пять минут, но за один слишком короткий поцелуй я уже представила, что буду с ним, что мы оттянемся как настоящие панки в чертовом