Бесконечный тупик

Во мне, как и в любом русском, проигрывается русская история. (139) И в генофонде заложена библейская идея конца мира и т. д. Я живу в этом апокалиптическом мире – масоны, антихрист-Ленин, – потому что этот мир живёт во мне.

А «социальная значимость» этой работы подтверждает мой русский бред и даёт моей нелепой жизни смысл – устойчивость, ритм, трагизм. Вот почему «Советский Союз» был выдуман и затем скрупулёзно воссоздан наяву. Он дополняет русское сознание, позволяет ему чувствовать себя уютно. Всё становится таким ясным, понятным. Ведь засосёт меня, ворёнка, воронка вороного воронка и я погибну. Разве это не трагично? Разве не трагично уже само «предвкушение» этого? В этом – единственном – смысле явное улучшение по сравнению с прошлым веком. Всё стало гораздо ясней. «Проклятый царизм» – в ХIХ веке было ясно. Но скажите «проклятая советская власть» – гораздо лучше, гораздо яснее. «Прогресс» явный.

Всё это понятно, но я не хочу сопротивляться. Однажды я решил дополнить свои сложные ветвящиеся дневники описанием снов. Первые два месяца всё было хорошо. Сны, часто удивительные (140), записывались пунктуально и легко. Было даже чувство какой-то свежести, освобождения. Записи никогда не перечитывались, я хотел прочесть через год сразу и сделать некоторые психоаналитические обобщения. Прошло семь лет, но тетрадка со снами так и лежит непрочитанная. Сам отказ от чтения, откладывание его «на потом» был началом очень тяжёлого и болезненного состояния. Сперва возникли задержки в фиксации. Сломанные ветви моих снов откладывались в сознании. Проходили дни, недели. Уже нужно было записать пять, семь, десять снов. Но всё как-то рука не поднималась. Потом всё же я их записывал, и это приносило облегчение. Но через две недели наступал новый срыв, и гора незаписанных, мучительно живых снов начинала расти и расти. Сны начинали расползаться, как раки из перевёрнутой корзины. Следующим этапом невротической реакции явилось возникновение «двойных снов». Я видел сон восхитительной сложности и красоты. Потом во сне же я его записывал и, успокоенный, умиротворённо засыпал. Когда же просыпался, то отчётливо помнил, что что-то записывал, но что конкретно – забывал напрочь. В результате вся система снов, вся подсознательная жизнь деформировалась, болела, но не пускала рассудок в свою область. Состояние было очень неприятное и даже после отказа от ночного дневника продолжалось еще долго. Ещё чуть-чуть и я бы начал сходить с ума. Это был урок.

Нельзя противиться судьбе, нельзя противиться национальной идее. Так на роду написано. И я пытаюсь хоть что-то поправить в этой фантасмагории (144), хоть что-то в моём бедном разуме спасти. Укутать его в шёлковую мантию иронии.

65

Примечание к №61

«молдавские тыквы, называемые горлянками, из которых делают на Руси балалайки» (Н.Гоголь)

Отец играл на мандолине; немного говорил по-испански и по-итальянски. Любил петь арию «Господина Икса»:

Да, я шут, я циркач,
Так что же…

Однажды он с «ребятами» ел на кухне уху под водку. Одну тарелку кто-то не доел, и туда кости бросали и бычки. Потом ребята ушли, а отец на кухне остался и стал есть из этой тарелки. Долго, смачно обсасывая кости, вылавливая ложкой и тщательно пережёвывая разбухшие окурки. Я в ужасе тянул его от стола, а отец спутанно сопротивлялся, невнятно шипел: «Пошшёл отсюда, ничтож-жесство».

66

Примечание к №52

А в русских запад и восток сошлись.

То есть соединилось несоединимое: две ветви в развитии человечества, которые не соединялись со времён античности, раньше даже. Ибо даже дикие, бесписьменные греки, так же, как и древние германцы, уже удивительно отличаются от восточных народов. И вообще «произошли от другой обезьяны».

И вот, значит, русские… Это все равно что скрестили таксу и борзую, бульдога и болонку, пуделя и овчарку. И получилось чудище какое-то. Передние ноги от борзой, задние от таксы, болонка с мёртвой хваткой и добродушный пудель с металлическим лаем и чутьём на человечинку.

Вообще новую породу создать очень трудно. Экстравагантные скрещивания порождают или посредственность, ерунду-дворняжку, или ослабленный вариант одной из исходных пород. Часто же просто нежизнеспособную генерацию. Сколько в истории таких народов было. И только одни русские выжили, и выжили как нечто оригинальное, самобытное, соединяющее несоединимое. Какая огромная жизнестойкость и способность к гармонизации. Но и что-то тяжёлое, жуткое, неправильное, «так не бывает» получилось.