Затем снова заговорила о том, что он совершил ошибку, забравшись сюда, пожертвовав своим будущим и ее жизнью. Виржилио снова пытался объяснить ей положение, но понял, что это бесполезно; ему стало ясно, что связь с Марго подошла к концу. С тех пор как он познакомился с Эстер, ему не хотелось смотреть на других женщин. Даже когда он лежал с Марго в постели, он был уж не тот мужчина, чувственный, влюбленный в ее тело. У него появилось безразличие к ее прелестям: к ее пышным бедрам, к ее упругой груди, к ее неутомимой изобретательности в часы любви. Теперь у него было лишь одно желание: обладать Эстер, обладать ею целиком — ее мыслями, ее сердцем, ее телом. И он так и остался сидеть с полуоткрытым ртом, будто собираясь что-то сказать. Марго ждала. Но он не заговорил, а лишь махнул рукой, как бы в знак того, что считает бессмысленным убеждать ее. Тогда она снова принялась за свое:
— Ты обращаешься со мной, как с рабыней. Едешь в Ильеус, а меня бросаешь здесь. Потом придумываешь разные истории, будто ревнуешь меня. Все это ложь! В общем я была глупа… Но теперь хватит… Когда кто-нибудь придет ко мне и предложит поехать с ним в Ильеус или Баию, я дам себе волю…
Виржилио рассердился:
— Что касается меня, милая, пожалуйста… Думаешь, я без тебя умру?
Она пришла в ярость:
— А я-то была дура… Разве и здесь мало мужчин увивается за мной?.. Вот Жука Бадаро посылает мне любовные записки… Я из-за тебя стала затворницей, а ты только и думаешь, как бы удрать в Ильеус, наверняка вдогонку за дочкой какого-нибудь богатого плантатора, чтобы жениться на ее деньгах…
Виржилио поднялся, глаза его налились кровью:
— Заткни рот!..
— А вот и не заткну. Что, правда? Хочешь обмануть какую-то деревенскую дуру, завладеть ее деньгами…
Виржилио размахнулся и ударил ее по лицу. Из рассеченной губы показалась кровь, Марго испуганно посмотрела на него. Она хотела было дерзко ответить, но только разразилась рыданиями:
— Ты меня больше не любишь… Раньше ты никогда пальцем меня не трогал.
Адвокат тоже разволновался; он был поражен своей грубой вспышкой. Значит, и его засосала царящая в этих краях атмосфера; она изменила и его. Он уже был не тем, каким прибыл несколько месяцев тому назад из Баии: всегда любезным, неспособным даже подумать о том, чтобы ударить женщину. И на него, цивилизованного человека, человека с другой земли, оказывала влияние земля какао. Он пристыжено опустил голову, с грустью посмотрел на руку; подошел к Марго, вытащил платок, вытер капельку крови:
— Прости меня, милая. Я потерял голову, у меня столько дел, о которых приходится думать, что я становлюсь совсем ненормальным… Да ты еще начала разговор об этом Жуке Бадаро, о том, что ты меня бросишь, уйдешь с другим… Я сам не хотел этого.
Она рыдала; он пообещал:
— Я возьму тебя в Ильеус, не плачь…
Марго подняла голову, она уже улыбалась. Решила, что он ударил ее из ревности. Почувствовала еще сильнее, что принадлежит ему, что Виржилио — ее. Прижалась к нему, маленькая и ласковая, спряталась у него на груди. Ею овладело желание, и она увлекла его за собой в комнату.
6
Доктор Жессе дошел уже до угла, когда услышал крики:
— Доктор! Доктор Жессе! Подите сюда!
Четверо портных стояли на пороге лучшей портняжной мастерской Табокаса «Парижские ножницы», принадлежавшей Тонико Боржесу. Сам он в этот момент тоже был здесь; в одной руке он держал штанину, в другой иголку с ниткой. Заведение «Парижские ножницы» было не только лучшей портняжной мастерской Табокаса, но и, по общему признанию, штаб-квартирой местных сплетников. Здесь обсуждались все происшествия, здесь знали о всех событиях, знали даже, что едят в этом частном доме и в том. В этот день в «Парижских ножницах» произошел переполох, вызванный известиями, которые привезли из Феррадаса прибывшие вместе с Орасио люди. Поэтому-то Тонико Боржес и окрикнул доктора Жессе, надеясь получить от него разъяснения. И когда тот подошел, толстый, низенький и суетливый, со шляпой на затылке, с очками на кончике носа, в сапогах, перепачканных грязью, и спросил, что им от него нужно, один из портных вместо ответа принес стул и усадил его.
— Располагайтесь поудобнее, доктор.
Врач уселся, опустил на кафельный пол свой чемодан с инструментами. Чемодан этот был знаменит в поселке, потому что доктор носил в нем самые разнообразные предметы: от хирургического ножа до сухих бобов какао, от ампул для впрыскивания до спелых плодов, от склянок с лекарствами до квитанций на получение квартирной платы с принадлежащих ему домов, которые он сдавал в наем. Тонико Боржес исчез в доме и вскоре вернулся с большим плодом авокадо.
— Я сохранил его для вас, доктор.
Жессе поблагодарил и положил авокадо в чемодан, и без того переполненный разными предметами. Портные окружили врача. Они пододвинули к нему свои стулья. Отсюда вся улица находилась под их наблюдением. Жессе спросил:
— Ну, что нового расскажете?
— Что вы, доктор, это вы можете нам много чего рассказать, — засмеялся Тонико Боржес. — Вам ведь все хорошо известно…
— О чем это?