Бескрылые птицы

В амбалах тогда служили армяне с озера Ван, объединившиеся в артель, чтобы монополизировать доставку грузов. Эти звероподобные мужики могли в одиночку на собственном хребте затащить в гору пианино, причем в самое пекло и без всяких приспособлений, с одной лишь подушечкой. Ходила молва, в которую верили почти все, а распространяли сами амбалы: обрести потребную небывалую силу можно, лишь питаясь исключительно огурцами и водой, что отталкивало чужаков от подобного ремесла.

Благодаря сим внушительным работягам Рустэм-бей вскоре оказался в тихом дворике, где нежно журчал фонтан и сладко пахло фигами. Его отчаянная тоска по чистоте была сродни жажде литейщика, и он направился в примыкавшую к мечети баню, выслав вперед слугу, дабы уведомил банщиков о прибытии важной персоны, которая не любит гомосексуальных предложений. Искупавшись и наведя справки о наклонностях массажистов, он отправился к цирюльнику, чтобы сбрить отросшую за поездку щетину и массажем изгнать ужасы путешествия. Подобно всем цирюльникам, брадобрей развлекал его сплетнями о Султане и придворных подхалимах, а также любезно сообщил надежный способ на целый год избежать укусов насекомых — сказать «Невруз сую»[41] в персидский Новый год. Рустэм-бей вскинул брови — его не переставало удивлять, сколько чепухи преподносится как неопровержимый факт.

32. Черкесская наложница (2)

Несмотря на усердную какофонию собачьих стай, Рустэм-бей спал хорошо, встал рано и позавтракал хлебом с медом, простоквашей и оливками, запив все сладким кофе. Была пятница, и он направился в мечеть рядом с баней, где купался накануне. Рустэм совсем не отличался набожностью и пунктуальным соблюдением религиозных обрядов, но в трудные и решающие моменты у него, как у всех воспитанных в вере, возникало естественное желание заручиться божественной поддержкой. Вероятно, с точки зрения Бога, он походил на тех, кто вспоминает о старых друзьях, когда кончаются деньги, либо когда приятели вдруг становятся знаменитыми или получают влиятельную должность.

Рустэм-бей омылся в фонтане перед мечетью и, оставив сапоги у дверей, вошел. В правой руке он держал красивые тяжелые четки, доставшиеся от деда: тридцать три бусины из отполированного оникса нанизаны на серебряную нить с серебряным украшением, а между одиннадцатой и двенадцатой, двадцать второй и двадцать третьей бусинами одинаковые серебряные вставки в форме цветка. Закрыв глаза и перебирая бусины большим пальцем, Рустэм-бей тридцать три раза мысленно произнес имя Аллаха и прочитал первую суру Корана. Арабские фразы возникали в голове сами собой, но перевести их он бы не смог. Потом Рустэм опустился на колени и коснулся лбом ковра, надеясь, что Аллах посмотрит с небес и протянет руку, благословляя его затею.

Выйдя из мечети, он остановился на ступенях, сунул четки во внутренний карман нового сюртука и огляделся. Улица, запруженная мужчинами в красных фесках с черными кисточками, напомнила ему дом и пшеничное поле, полное еще не порозовевших маков. Мимо прошла группа дервишей мевлеви́, облаченных в широкие юбки и шляпы, похожие на могильные камни. Прошагал носильщик с чугунным баком на голове. В паланкине, инкрустированном перламутром и слоновой костью, пронесли еврейку. Следом прошел стряпчий с перьями, свитками и чернильной полосой, пересекавшей щеку наподобие шрама. Смешанная группа мусульман и христиан вступила на путь в Эфес, совершая паломничество к дому Девы Марии. Две цыганки с младенцами на спинах вели за лапку двух обезьян-капуцинов. Тучный православный священник, обливаясь потом, переваливался за бедуинами в белых накидках, а за ним бок о бок ехали верхом торговец-грек в золоченом жилете и итальянский купец, обсуждавшие цены на французском. Появились еще четыре амбала, тащившие на плечах жерди, с которых покорно свисал мертвый верблюжонок, и еще один носильщик, обремененный черным жестяным сундуком. Вцепившись в розовый шелковый парасоль, прошествовала изящная жена какого-то европейского посланника в сопровождении четырех слуг-негров и гротескного евнуха-эфиопа. Перешептываясь и хихикая, просеменила кучка мальтийских монашек с узелками, где лежали лекарства; назревал конфликт между персами и вооруженными до зубов албанцами, одетыми во все белое. Две молодые гречанки в маленьких шапочках и с распущенными по плечам волосами встретились с Рустэмом взглядом и подтолкнули друг друга. Важный турок на ослике вел в связке дюжину курьезно напыщенных верблюдов, у которых с уздечек свисали большие лазурные четки. Такая человеческая разношерстность была для Стамбула привычной, никто не усматривал в ней ничего необычного.