Беслан

На здании профессионального училища висела запачканная надпись на ватмане: '1 сентября – День знаний'. Через двери постоянно входили и выходили военные, жадно глотали воду, выносили ящики с патронами.

Напротив входа – пустое, простреливаемое пространство, где стояли милицейские 'уазики' и машина с криминалистами. За машиной – пятиэтажка, в которой расположились снайперы. Рядом с подъездом толпилось много мужчин и женщин, которые все время порывались пройти к школе. Но их останавливали и загоняли за пятиэтажку.

Оцепление в основном состояло из призывников. В отличие от военных с более серьезными погонами они пытались успокоить женщин, объясняя: 'Бабахает гранатомет, а вот это – мина'. При каждом взрыве женщины рыдали все больше, некоторые бились в истерике. Все пытались выяснить, взорван спортзал или нет. Звонили по мобильным, спрашивали военных, врачей, журналистов. Военные молчали.

Несколько раз мимо нас пробежали саперы с обезвреженными минами в руках. Врачи, которые тут же занимались подготовкой полевого госпиталя, обращали мало внимания на население. Мужчины ругали военных, власть, Дзасохова и тут же предлагали свою помощь.

Она понадобилась, когда стали раздавать носилки. Женщин попросили срочно достать где-нибудь простыни – не хватало покрывал.

Стрельба то утихала, то вновь активно возобновлялась.

Постоянно слышались выстрелы из гранатомета. Все перемещались согнувшись. Военные перестали останавливать жителей города, и они скопились у дороги, ведущей к школе. Дальше дорогу преграждали БТР и машины с военными. Очень много людей столпилось около ворот дома, через двор которого можно было напрямую попасть к спортзалу. На воротах стояли два эмчеэсовца и уговаривали людей не ходить, подождать, когда понадобится их помощь, чтобы эвакуировать заложников. Люди, словно не слыша, все-таки прорывались группками напрямую к школе. Немногие выходили из ворот, и у них были посеревшие лица. Один мужчина не дошел до газона – упал в обморок.

По толпе разнесся слух, что спортзал взорван и горит, удалось спасти очень немногих. Люди рванули на эмчеэсовцев, те по рации вызвали на подмогу военных. Кто-то закричал, что срочно нужна пожарная машина – на втором этаже горят дети. Около тридцати детей оказались заблокированными в классе, когда начался пожар. Они выставили белую майку из окна и размахивали ею. Но единственная пожарная машина приехала без воды. Когда наконец подали воду – было поздно.Стали выносить на носилках детей – обгоревших, раненных, окровавленных. Но живых. Их тут же увозили на частных машинах в больницы. Детей выносили недолго, минут двадцать. Когда люди поняли, что из этих ворот больше никого не выносят, они стали кидаться на проезжающие мимо закрытые, зашторенные машины. Кто-то увидел через стекло черные мешки и громко закричал:

Военные стали потихоньку теснить население. Вежливо, с улыбками просили отойти: мол, тут опасно, место простреливается.

Хотя еще несколько минут назад здесь толпился народ. По направлению к школе проехали машины с саперами и сотрудниками МЧС. Когда они проехали, дорогу перекрыли два БТР.

Перестрелки стали перемещаться от школы в другие районы города. Прошла информация, что штурм закончился, большая часть боевиков ушла из школы и прорвалась сквозь оцепление. Люди, наоборот, попытались пройти к школе и, когда поняли, что их туда не пустят, стали возмущаться. Эмоции выплескивались то на журналистов, то на военных. Омоновцы советовали расходиться и искать своих детей в больницах, потому что 'всех уже вывезли'. На вопрос: сколько погибших? – никто не отвечал. Люди не уходили. Тогда военные стали подталкивать крайних в спину, тянуть за руки, оттесняя. Одна из женщин закричала, что военные 'убили ее ребенка, а теперь хотят, чтобы она успокоилась'. Вслед за ней эти же слова стали повторять остальные. У одного из офицеров осетинского МВД искривилось лицо, он отвернулся и, сильно ссутулив плечи, пошел в сторону от разъяренных людей.

А чуть ниже по Лермонтова люди плакали уже от счастья. Около магазина 'Атцамас', куда переселили жителей ближайших к школе домов, в кругу людей стояла маленькая девочка с длинными, влажными, чистыми волосами. Она была в сарафане, в носочках и резиновых шлепанцах.

Только ярко-розовые мешки под глазами подсказывали, что всего несколько часов назад она была заложницей. Ее то и дело пытались обнять, погладить, поцеловать, но она уворачивалась и упорно рассказывала, как два дня ела с подружкой свой первый букет, который принесла в первый класс:

К вечеру Беслан не успокоился. В районе школы продолжался бой

(последнего боевика убьют только в два часа ночи, а всего около школы в субботу будет лежать 27 черных пакетов с трупами террористов).