Бесноватые

На невесту почти никто не смотрел, потому что, несмотря на то, что она была тонка и робка, с безупречной кожей ребенка, не так давно покинувшего материнское лоно, вдовствующая султанша приказала, чтобы ее лицо было спрятано за вуалью из плотного красного атласа, и запретила ей надевать хоть какие-нибудь драгоценности. Сама же она имела на ногах пятидюймовые панттоблес — туфли, поднимавшие ее над всем остальным двором, а платье ее было украшено сплетенными шнурами из золотой нити, унизанными жемчугом.

Свадьба проходила в мечети, расписанной оранжевыми и белыми полосами, под обширным навесом из светло-вишневого бархата, натянутого между четырьмя золотыми деревьями. Навес, конечно же, был расположен под углом, ибо ни один Оттоман не желал любоваться миром, состоявшим из квадратов, углов и прямых линий: подобное устройство пространства отдавало смертью. Ничто не было прямолинейным и бесхитростным в этом мире — ни любовь, ни война, ни месть.

Процессию к свадебному банкету возглавлял начальник военной полиции и его офицеры, судьи, эмиры, визири, муфтий, гобоисты, музыканты, стражи арсенала, казначей, евнухи, и только после них шла семья принцессы, чтобы знала свое место при доступе к кормушке — в соответствии с дворцовым распорядком.

Все шло хорошо, пока портной не заметил, что бракованный рукав платья вдовствующей султанши зацепился за золотое плетение на ее браслете. Этого оказалось достаточно, чтобы спинка ее корсета, который был туговат, начала расходиться, да при этом довольно быстро. Чем больше двигалась вдовствующая султанша, тем больше рвалась ткань, пока придворные у нее за спиной не начали шептаться и указывать пальцами. Мечеть постепенно погружалась в неестественное молчание, и только сама Вдовствующая Султанша не могла понять, что происходит.

Сказать, что, обнаружив происходящее, она потеряла контроль над собой, было бы большой недооценкой. Она потеряла разум, достоинство, перестала владеть собой и в результате потеряла равновесие, с грохотом сверзившись на землю со своих высоких панттоблес.

После того как ее похлопали по щекам влажными розовыми лепестками в уединенном покое спальни и она пришла в себя, она немедленно приказала казнить портного — предпочтительно через привязывание к жеребцам, которые тянут в разных направлениях.

Однако султан Сейфеддин придумал идею получше. Его страсть к практическим шуткам последнее время приняла немного более жестокую форму, как могли бы подтвердить подружки невесты, которых заставили пересечь ковер, выложенный из горящих углей. Султан заметил, что больше всего на свете портной заботится о благополучии своей прекрасной дочери Мирисы, эбонитовый портрет которой он всегда носил на шее.

— Скажи мне, — спросил султан своего Великого визиря, — кто самый уродливый человек во всем пашем царстве?

— Как же, господин, нет никого более смехотворного, чем наш собственный муэдзин, наш царский астролог, — ответил Великий визирь. Это было верно: Ибрагим, придворный астролог, получил свой дар еще ребенком, когда упал с отцовской лошади, несясь но пустыне. Бедного мальчика протащило четверть мили по горячему песку. Раскаленные солнцем песчинки обожгли его кожу, подобно миллиону огненных угольков, и вошли в его лицо, как осколки расплавленного стекла. Теперь Ибрагиму было двадцать два года. Хотя он был силен и хорош телом, говорили, что лицо его может заставить остановиться даже итальянские часы с шестью циферблатами, которые стояли в Часовом зале, за главным внутренним двором. Ни одна из наложниц (комнаты которых выходили на жилище астролога) не осмеливалась выглянуть из своего скромного окошка, когда Ибрагим работал над таблицами, потому что его рабочий стол был виден из их апартаментов.

Вот так и было решено, что дочь портного должна выйти замуж, против своей воли, за самого уродливого человека во всем царстве султана, в качестве воздаяния за ошибку ее отца, потому что в Оттоманской империи давно верили в то, что причинение страдания — искусство не менее утонченное, чем любое другое. В ночь накануне свадьбы Мириса билась в истерике, потому что чувствовала, что навлекла позор на свою семью, родившись девочкой. Свадебная церемония была скромной, присутствовали на ней только самые незначительные придворные, которые доложили султану, что когда девушка увидела лицо мужа, она не издала ни звука. Напротив, она приняла удар судьбы с огромным стоицизмом. Один из придворных рассказывал султану об этом с таким оттенком уважения, что султан велел выкинуть его из окна за предательство.

Портного же удержали при дворе и сделали личным портным султана, положив ему приличное жалованье. Чтобы месть султана была еще более изощренной, Абдул не имел права разделить свое вновь обретенное богатство ни с дочерью, которую поселили рядом с ним, ни с женой, которую принудили остаться дома без еды, в родной деревне, пораженной холерой. Вдобавок к этому, портному было запрещено разговаривать с Мирисой. Не мог он обращаться и к ее ужасному мужу.