Бесноватый Цесаревич 5

Опять сюрприз от моей охраны и Дугина. Вот умеют же люди подкинуть проблему исходя из самых лучших побуждений. Вечером Анна Островская как-то буднично появилась у меня в кабинете. Надо будет потом дать подзатылок радостно щерящемуся Дугину, объявившему о приходе гостьи.

Не скажу, что я был сражён, но сердце предательски застучало. За десять лет она совсем не изменилась. Её красота стала более зрелой, но оттого не менее яркой. А ещё она знает о моей реакции на неё и понимает, что в просьбе я не откажу. Надеюсь, что всё-таки визит носит не совсем меркантильный характер.

—Ты происходишь из старинного русского рода. Поляки не твой народ, — подкидываю пробный камень, дабы понять, что от меня хотят.

—Сейчас речь не о том. Просто прошу тебя остановить эту вакханалию и преследования. Ты победил! Польского влияния в Западном крае больше нет. Шляхта неспособна сопротивляться и готова исполнить все указы. Более того, богатые семьи выделят нужное количество денег на строительство школ, училищ, больниц с последующим их содержанием. Мы просим не отнимать землю и имущество, позволив желающим жить по закону. И пора прекратить террор. Наследники преступников и изуверов не виноваты за грехи отцов. Часть, конечно, продаст имущество и уедет, но большинство хочет остаться. Им нечего делать в Польше. Шляхта не хочет превратиться в нахлебников у своей родни. Мы гордые люди и хотим жить по-человечески.

—Наверное, ещё и события в Люблине повлияли на их решение?

—Ты в своём праве. Месть упоминается даже в библии. Я не поддерживаю столь демонстративного акта. В Европе тебя сейчас считают сущим варваром. Но старая сучка Чарторыйская заслужила возмездие. Ни один человек не принёс столько разрушений для Польши, чем эта мнимая патриотка. На её руках не меньше крови, чем у какого-нибудь военачальника, гнавшего восставших на русские штыки.

Европа с Польшей действительно бурлили и плевались бессильной ненавистью. Егеря показательно отрезали головы всему клану Чарторыйских и выставили ночью тела на центральной площади Люблина. Калиновских, Радзивиллов и Потоцких находили посаженными на кол в разных странах. Слуг вырезали десятками. От возмездия пока ушёл младший Радзивилл, служащий во французской армии. Но это дело времени. Пусть помечется и созреет перед смертью. Думаю, это и стало окончательной точкой для шляхты Западного края. Даже самые тупые убедились, что неприкасаемых нет. Вот и послали правильного переговорщика.

—Я не влияю на действия властей края. Насколько я знаю, всё идёт в рамках нынешнего закона.

—Это неправда, поверь, — грустно улыбнулась гостья, — С нами откровенно сводят счёты, мстя за прошлое. Поляков и католиков уже считают ниже по положению, чем жидов. Потому и прошу тебя вмешаться. Нам нужна защита и остановка откровенного произвола. Пусть настоящие виновные получат по заслугам. Но большинство жителей бывшего ВКЛ не виноваты. Они жили по своим законам, пусть и жестоким в отношении православных.

Некоторое время Анна молчала. Мне нечего было ей сказать, так как я особо не хотел лезть в отлаженный процесс. Может, надо было посчитать кое-какие экономически убытки и купировать их. Это действительно ненужные потери. Но репрессии были направлены против землевладельцев, что в будущем должно было дать толчок сельскому хозяйству. Крестьяне и артели лишались дополнительной прокладки в виде аренды земли. Торговцев и ремесленников не трогали.

—Констанция, девочка-ангелочек девяти лет с такими же голубыми глазами как у отца. Она тоже должна стать жертвой твоей войны? — Островская привела последний аргумент, — На мои Липки давно облизываются ваши настырные чиновники. Хотя всем известно, что там не используют крепость и живут вполне себе православные крестьяне. Кому-то, видно, мешают мысли о моих доходах. В Польшу я не собираюсь и буду бороться за свою землю.

Мда. Размяк я в последние годы. Или Анна понимает, какое воздействие оказывает на меня. Здесь ещё и дочь. Придётся всё равно помогать, если уж чиновники начали откровенный произвол. Мне нужен порядок и выполнение законов, а не беспредел. Или это я так успокаиваю себя за слабость?

—Куда ты меня тащишь? — в первый раз за сегодня засмеялась красавица.

Несу её на плече, как добычу, крепко схватив за упругую попку. Гостья болтает ногами и продолжает заводить меня своим журчащим смехом. Охрана и слуги дружно сделали вид, что ничего не произошло. Но почему-то моя кровать уже расправлена и готова принять любовников.

—Я должен проверить, что ничего не изменилось и госпожа Островская всё так же хороша, — смеюсь в ответ.

Кладу Анну на кровать и сразу начинаю стягивать одежду.

Мы оторвались друг от друга только под утро. Ничего не изменилось, может, даже стало лучше. Такого эмоционального урагана я не испытывал давно. Только с Шарлоттой, но не будем сейчас о ней. Надеюсь, я знаю, что делаю?

[1] Михаил Иванович Комбурлей (1761–1821) — волынский губернатор (1806–1815), сенатор, владелец и устроитель усадьбы Хотень.