Бесобой

Зеленин изобразил отчаяние:

— Я не могу, дружище… Мой хозяин — он ведь меня прикончит. Я же сам не в восторге от всей этой погани с душами. Но ты же наверняка знаешь: если подписал договор, обратной дороги нет. Да конечно знаешь. Вот эти наколки светящиеся — это тебе твой демон подогнал?

В кабинет влетел синий чёрт, держа мешочек с песком в хвосте:

— Ага, ты угадал. Просто Данила у нас дурачок и вместо того, чтобы продать душу кому-нибудь нормаль-ному, загнал её мне, самому плюгавому чёрту на свете.

Зеленин опешил:

— Чё, правда, что ли? Ты душу этой крысе толкнул? Совсем дурак, что ли?

— Во-первых, моя душа, в отличие от твоей, всё ещё при мне. А во-вторых, не надо недооценивать мою крысу, — Данила сложил руки на груди. — Шмыг, вызывай его начальника, с этим говорить бесполезно.

Шмыг криво улыбнулся:

— Зорек, сын Маммона, демона алчности и сребролюбия, яви свой истинный лик!

Зорек, в принципе, чем-то напоминал Шмыга. Только он был крупным, зелёным и рук у него было не две — четыре, и походил он скорее на рептилию. В одной руке Зорек держал трезубец, а в другой — древко, к обоим концам которого были приторочены лезвия кос.

Шмыг махнул Бесобою лапой:

— Я… это самое… где-нибудь пойду потусуюсь. Не хочу ему под руку попадаться. Эти маммониды — они всё что угодно жрут.

Демон безотрывно смотрел на Бесобоя круглыми жёлтыми глазами.

— Мой подчинённый тебя, конечно, не узнал. А вот мне известно, кто ты. Я даже польщён… Высшие силы приказали своей марионетке меня прикончить! Выходит, Зорек им как кость в горле? Это приятно…

— Не обольщайся, ящерица, — Бесобой выстрелил в демона, но промахнулся. — Я вышел на тебя совершенно случайно. Слуги твои наследили. Не шибко умные, значит. Под стать хозяину.

Зорек зашипел от злости, а Бесобой начал стрелять уже с двух рук.

Демон вскинул косу с двумя лезвиями и стал вращать её с такой нечеловеческой скоростью, что из-за созданного им вихря пули просто отскакивали. Когда магазины обоих пистолетов опустели, Зорек бросился на Бесобоя:

— Что, у пчёлки жало пообломалось?

Бесобой выхватил из-за спины обрез:

— Ничего страшного, у пчёлки обрез есть.

Разъярённый Зорек попытался разрубить Бесобоя косой:

— Что за глупости? У пчелы не может быть обреза!

Шмыг задумчиво протянул:

— Ну, если пчела здоровая или обрез маленький, то…

Бесобой направил оружие прямо в морду демону. Тот с утробным криком швырнул в своего противника трезубец. Обрез полетел на пол. Жадные рога огромной вилки прошли в сантиметре от лица Бесобоя. Но, кажется, Зорек не собирался протыкать свою жертву: удар трезубца лишь пригвоздил Бесобоя к стене.

С торжествующей миной демон приблизился к своему врагу — обездвиженному и обезоруженному — и зашипел:

— Есть что сказать перед смертью, а?

— Всегда хотел попробовать демона фламбе… — Данила нащупал рукой бутылку виски, стоявшую на тумбочке рядом, и одним ударом разбил её о голову Зорека. А спустя долю секунды Шмыг, кончик хвоста которого превратился в маленький огонёк, поджёг зелёную макушку демона, обильно залитую виски.

— Такую хорошую выпивку приходится на эту жабу зелёную переводить… — с досадой в голосе заметил чертёнок.

Зорек метался по кабинету Зеленина, пытаясь потушить охватившее его пламя. Он побросал всё своё оружие на пол и лупил себя уже всеми четырьмя ладонями. Навредить демону по-настоящему огонь не мог, но боль причинял невероятную. Зорек уже не кричал, а буквально выл:

— Ууууу! Твари! Я вас на части разрублю и сожру! С потрохами!

— Всё вы, Василий Иванович, только грозитесь… — Бесобой смог-таки высвободиться и тут же озаботился поисками нового оружия. Трезубец был слишком тяжёлым и громоздким, а вот коса…

Бесобой взвесил древко с двумя лезвиями в одной руке. Решил, что вращать его так же ловко, как Зорек, он не сможет, а вот если…

Он сломал древко об колено ровно пополам — теперь в его распоряжении было целых две одинаковых смертоносных косы.

«Самое то, чтобы демонов шинковать…»

Светящиеся узоры, покрывавшие руки Данилы, начали змеями расползаться по лезвиям кос.

Зорек только теперь совладал с пламенем, подобрал трезубец и оскалил клыки. Когда боль отступила и демон смог думать хоть о чём-то кроме жадного огня, пожиравшего его макушку, он понял, что начинает входить во вкус:

— Ладно, готов признать — кое на что ты способен. Я уже века три так не дрался, — он легко перебросил трезубец из одной пары рук в другую. — Так что я не стану жрать тебя целиком. Велю из твоих рёбер сделать себе броню.