Бесовщина

На окне от лёгкого ветерка зашевелилась занавеска. Иногда этот холодный ветерок касался лиц молодых людей, хотя ему вроде бы неоткуда было взяться. Окно и дверь были наглухо закрыты…

Снова заскрипели пружины, и Андрей, наконец, заметил, что тело на кровати шевельнулось.

Тим продолжал читать. Слоновьи ноги сдвинулись, поёрзал живот. Массивному телу как будто неудобно было лежать и оно двигалось, ища лучшего положения. Тим не останавливался. Тело продолжало двигаться, сбивая одеяло. Лицо женщины кривилось словно в досаде, а может, насмехаясь над приятелями. Глаза, однако, оставались закрытыми.

Тим взял в руки крест и несколько раз громко произнёс:

— Изыди, бес!

Одеяло сползло на пол, обнажив голый бледно-жёлтый, с коричневыми пятнами живот, невероятно пухлые ляжки и заросшую волосами промежность.

— Оставь это тело и убирайся в преисподнюю, — говорил Тим, делая распятьем крестное знаменье.

Ноги и руки Сайтаровой двигались, рот кривился, временами из него вырывался едва слышный протяжный хрип. Внезапно глаза её раскрылись и уставились на Тима.

— Никуда не уйду, и не надейся, сопляк, — прозвучал низкий утробный голос, явно мужской. — Не тебе меня изгонять. Молоко на губах не обсохло, а уже изгонять берёшься!

— Бес, ты в ловушке, — грозно сказал Тим. — Покинь это тело, заклинаю тебя Господом нашим и Богородицей, и сгинь в преисподнюю! Ты уже погубил достаточно душ!

— И ещё погублю! А тебя — в первую очередь! Вселюсь в тебя, гада, и первым делом оттарахаю твоего дружка!.. — Тело заколыхалось от хохота.

Андрей протянул Тиму бутыль со святой водой и тот принялся брызгать ею на бёдра, грудь и живот женщины. Она дёргалась, как будто её стегали плетью, лицо болезненно морщилось, из раскрытого рта вырывался рёв.

Чудовищный живот вздрогнул и в нём что-то зашевелилось, словно там сидело какое-то живое существо, которое ворочалось и упиралось всеми своими конечностями в стенки своего вместилища.

— Ответь мне, бес, как ты попал туда? — снова заговорил Тим. — Где ты находился до того, как перешёл в тело несчастной женщины?

— Вот тебе! — Две грузные ноги приподнялись и из зада с громким шумом, какой бывает при сильном несварении, вырвались газы.

Молодые люди поморщились от вони. Тим выплеснул на демона остатки святой воды, а потом, порывшись в сумке, достал раздвижную палку-указку. Он раздвинул её во всю длину и к её концу прикрепил крест.

— Значит, ты не хочешь говорить, — сказал он. — Хорошо.

Не переступая меловой черты, он занёс палку над одержимой — так, что крест оказался над её животом. По всему уродливому телу прокатилась дрожь.

Тим коснулся крестом живота, и тот дёрнулся.

— Что, не нравится? Жжёт?

— Урою, падла! — рявкнул бес и зашёлся в отборной ругани.

— Как твоё имя? — спросил Тим, прижимая крест к животу. — Скажи мне своё имя!

— Ладно, скажу, х… с тобой, только обещай, что уберётесь отсюда оба!

— Обещаю, — с готовностью ответил Тим, прекрасно зная, что любые соглашения с нечистью не имеют никакой силы. Зато знание имени беса могло очень помочь его изгнанию.

— Меня зовут Йухан Лёшоп, — торжественно пророкотало чудовище. — Только это страшная тайна. Доверяю её одному тебе.

— Как? Юхан? — переспросил Андрей у приятеля. — Он скандинав?

— Такой же скандинав, как я марсианин, — ответил Тим. — И веры ему нет ни копейку, ведь это не имя, а враньё. Прочти его наоборот, и ты поймёшь, что он просто издевается над нами.

И он снова надавил крестом на живот, вызвав судороги в туше. Временами кожа живота растягивалась от давления изнутри, принимая очертания чьей-то пятерни или колена, а однажды кожа живота образовала огромное лицо с шевелящимся ртом.

— Не дождётесь, падлы! Выйду отсюда когда захочу, и снова вернусь, и ваши грёбаные пентаграммы не помогут!

— Зачем ты вселяешься в людей? — спросил Тим.

— Ну ты и лох! — захохотал сайтаровский живот. — Неужели до сих пор не допёрло? Да потрахаться охота! Вселюсь в какого-нибудь хмыря, вроде тебя, и трахаюсь его х…ем. Знаешь, как клёво?

— А потом, чтобы вернуться в это тело, тебе надо того хмыря убить?

— А и х… с ним. Хмырей полно, чего их беречь.

— Получаешь, стало быть, удовольствие за чужой счёт.

— Мне в кайф.

— А людям не в кайф, — Тим вдавил крест в живот.

— Ладно, мужики, послушайте меня, — голос из утробы зазвучал примирительно. — Давайте договоримся по-хорошему. Я вас не трону, а вы сотрёте с пола свою херню, ну хотя бы часть её, и я вам скажу, где старинное золото зарыто. А может, вам бабки нужны? Час назад один барыга по пьяни бумажник потерял, полный баксов и кредиток. Сказать вам, где бумажник лежит? Сказать, а? Барыга его до завтрашнего вечера не хватится, у вас будет время снять с кредиток всё бабло. Бумажник валяется недалеко от больницы…

— Андрей, держи, — Тим передал другу указку с крестом, раскрыл молитвенник и начал читать.

Матерщина, полившаяся из глотки Сайтаровой, заглушала его негромкий голос. Не довольствуясь бранью, бес заставил Сайтарову плюнуть в него. Тим невозмутимо вытерся вафельным больничным полотенцем и продолжал читку. Чудовищная плоть снова с шумом выпустила газы.