Бесовские времена

Не то, чтобы у донны Верджилези на сей раз хватило ума не заметить насмешки, тем более незаслуженной, ибо синьора была чистюлей, но прибежавший лакей позвал её в покои герцогини Элеоноры. В итоге у Песте похитили потеху. Однако шельмец тут же отыгрался на её подружке, донне Франческе Бартолини, тридцатилетней уроженке Пезаро, особе с удивительно красивыми светлыми волосами, отливавшими в сиянии свечей золотом. Мерзавец ударил по струнам и, нарочито гнусавя, пропел сатирический куплет.

  — Да не прельстит лукавая срамница,
  И не зажжет безумных грёз
  Глупца, готового прельститься
  Сияньем золотым волос!
  Поддельно злато! Проба подтвердила:
  Фальшивый блеск! Обман велик!
  Но глупость ложь изобличила,
  В златых кудрях узнав… парик…

Последнее слово наглый гаер пропел дребезжащим фальцетом.

Синьора окинула негодяя убийственным взглядом, способным, кажется, прожечь дыру даже в мраморе, но Чума уже забыл про неё. Меж тем по лицу Гаэтаны Фаттинанти было заметно, что шуточка Песте нашла живой отклик в её сердце, девица улыбнулась, — но не шуту, а скорее синьоре Франческе, но яд её улыбки только ещё больше взбесил статс-даму.

Шут же направился дальше.

Надо заметить, что поведение мессира Грандони, его неприязнь к дамам и загадочные постельные предпочтения в течение нескольких лет подлинно интриговали двор. Беда шута была в слишком уж очевидной красоте, невольно останавливавшей каждый взгляд, будь Грациано менее привлекателен, он не был бы и притчей во языцех. Но в итоге опытные чаровницы, взбешенные его равнодушием к их прелестям, высказывали предположения, весьма унизительные для его мужского достоинства: ведь не могли же они предположить, что не привлекают его потому что… непривлекательны. Предположить такое было бы просто нелепостью! Мужчины же обычно высказывали догадку о неких иных, не совсем чистых склонностях мессира Грациано, но подтверждения им нигде не находили.

Даже Тристано д'Альвеллаи Дамиано Тронти недоумевали — и сумели заинтриговать дона Франческо Марию: шут не только никогда не принимал участия в тихих ночных кутежах герцога и его подручных, не только не был замечен ни в каких любовных интрижках — он даже баню приказывал топить только для себя одного! Тогда дружками была высказана мысль о физическом изъяне или уродстве, мешающем шуту предаваться альковным радостям. Любопытство герцога, помноженное на свободный банный вечер, превысило тогда меру, и дон Франческо Мария приказал Грациано сопровождать его в банные пределы.

Увы. То, что ему довелось увидеть, ничего не прояснило. Обнажённый, Чума удивил своего господина разве что тем, что имел волосы лишь на лобке да в подмышечных впадинах, на ногах же шута они были совсем незаметны. Но подобное, хоть и нечасто, но встречалось, и отнюдь не уродовало. Въявь проступили непомерная ширина плеч, мощь икр и запястий. Грациано напоминал мраморную статую Геракла, был безупречно сложен и, на придирчивый взгляд герцога, не отмечен никаким телесным пороком. Дон Франческо Мария в тот же день поведал об этом фаворитам, погрузив их в тяжёлое и гнетущее недоумение, в коем они втроём пребывали и поныне.

Светские же сплетники, не находя подтверждения склонности шута к мальчикам и мужчинам, готовы были присоединить свой голос к дамам. А вот фрейлина Иллария Манчини, начитавшись куртуазных романов, решила, что поведение мессира Грандони — рыцарственно, ибо в нем ей мерещилось испытание преданности. В романах рыцари, принесшие обет верности любимой, стойко сопротивлялись любовным признаниям других дам, и она считала, что у мессира Грандони есть при дворе тайная дама сердца. Были среди придворных и возвышенные души, правда, весьма немногочисленные, склонные считать мессира Грандони монахом в миру, человеком, посвятившим чистоту души и тела Богу. Но повторимся — их было совсем немного.

Между тем шут снова курсировал по залу, поболтал несколько минут с синьорой Дианорой ди Бертацци и Глорией Валерани, остановился рядом со стариком Росси, потом подошёл к Альдобрандо Даноли. В отдалённом от дам кружке Пьетро Альбани, Ладзаро Альмереджи и Густаво Бальди толковали о женщинах, шепотом насмешливо цитируя «Sonetti lussuriosi» Аретино.

  Mettimi un dito in cul, caro vecchione,
  e spinge il cazzo dentro a poco a poco;
  alza ben questa gamba a far buon gioco,
  poi mena senza far reputazione.
  Che, per mia fe! quest'e il miglior boccone
  che mangiar il pan unto appresso al foco;
  e s'in potta ti spiace, muta luoco,
  ch'uomo non e chi non e buggiarone…(нецензурно)