Бесовские времена

При этом Тристано д'Альвелла, хоть и вовсе не ложился в эту ночь, заботясь об организации приёма, выглядел бодро, мессир Портофино, хоть спал не больше пяти часов, улыбался, но толстяк Антонио Фаттинанти откровенно зевал, а Донато Сантуччи выразил даже желание, чтобы чёрт унёс всех мантуанцев подальше, если из-за них приходится подниматься ни свет, ни заря.

— А что вы делали ночью, дорогой Донато? — с простодушием истинно монашеским поинтересовался инквизитор. — Легли бы пораньше…

Он и лёг, гневно сообщил референдарий, да в очередной раз стал жертвой чумовых проделок и изуверских шуточек дружка его милости мессира Портофино наглеца Песте! Тот, видимо, откуда-то пронюхал, что синьора Бартолини решила провести минувшую ночь со знатоком законов неба синьором Дальбено. Ради этого выдающегося прорицателя она отодвинула всех любовников и ждала его за легким ужином. Но шельмец Чума нагло перекосил констелляции небесных светил, и когда синьор Дальбено, мудрейший звездочёт, очевидно, обманутый благоприятным прогнозом звёзд, крался в спальню синьоры Франчески, треклятый шут погасил факел на стене в коридоре и подставил под двери синьоры несколько ночных горшков, разумеется, непорожних. В итоге астролог споткнулся об один горшок и тут же упал в другой, тот же оказался привязанным ещё к двум другим, стоявшим в нише наверху. Горшки опрокинулись сверху, астролог выделался в дерьме по самые уши и наделал столько шума воплями и проклятиями, что перебил его, Донато, самый первый и сладкий сон. А после, под крики синьоры Бартолини, выскочившей из спальни, и тоже поскользнувшейся на скользких испражнениях и перепачкавшейся от носа до пяток, о сне и мечтать уже не приходилось! Потом мерзкая вонь распространилась по всем этажам замка, а синьор Джулиано Пальтрони, как назло, ночевал в городе, где собирался договориться с отцом Луиджи в субботу крестить новорожденного племянника, и некому было открыть баню, интендант же Тиберио Комини все запасные ключи унёс с собой, да и канул невесть куда…

— Предупредите, кстати, герцога, Тристано, упаси Бог, он в покои герцогини сунется раньше полудня, задохнётся…

Когда мессир Сантуччи закончил рассказ, трое его слушателей едва держались в седлах. Д'Альвелла истерично хохотал, поминутно вытирая выступавшие на глаза слезы, Антонио Фаттинанти злобно хихикал, мессир Портофино покатывался со смеху.

— Видимо, транзиты Марса умножили в эту ночь опасность шляться в потемках, зловещий же Сатурн в экзальтации, отвечающий за опасность выделаться в дерьме, по силе проявления превзошел Юпитер в изгнании. В итоге аспекты этих светил в пределах орбисов, покрываемых планетной конфигурацией, и привели к столь трагическому событию, — промурлыкал, отсмеявшись, Фаттинанти, подражая изрекаемой обычно Дальбено галиматье. — А возможно, собираясь блудить, наш звездун неверно интерпретировал градус Лунного узла или ошибся в истолковании линий куспидов…

— Да, видимо, светило, которое он принял за Ночной Дом Венеры, оказалось Ночным Домом Дерьма… — уточнил Портофино.

Его собеседники уже не хохотали, но стонали от смеха.

— Это он за гороскоп герцога с ним посчитался, — промурлыкал, смеясь, подеста.

— Ну, Чума, ну, чудовище… — с лукавой улыбкой проронил инквизитор, — но всё же человек он удивительный. Ведь собирался нынче в город, дела у него, но не мог уйти, не напакостив еретику и пройдохе. Какая ответственность и чувство долга! Однако, господа, вот и те, кого мы ждём.

Все теперь с высоты городских стен заметили кавалькаду всадников в роскошных одеяниях, и едва успели успокоиться, как мантуанцы и сопровождающие их два дипломата папской курии уже миновали городские ворота.

…День и вправду оказался пасмурным. Чума и его банкир Джанмарко Пасарди, обсудив текущие дела, зашли в городские конюшни к Альджизо Тренуло. Барышник торговал дивного племенного жеребца Люциано, вороно-муаровой масти с серебристым отливом, сына знаменитого Лабаро и кобылицы Темериты, и Песте, оглядев и ощупав коня от путового сустава и яремного желоба до седалищного бугра и ахиллова сухожилия — нигде не смог найти изъяна.

Узнав цену лошади, банкир перекрестился, а Песте, узнав, что время близится к четырем, заторопился в замок, распорядившись на следующий день привести жеребца в герцогские конюшни, заявив, что, если его одобрит и герцогский конюший Руджеро, он, Песте, купит Люциано. Такая лошадь стоит восемьдесят дукатов.

Мессир Пасарди осторожно спросил, имеет ли мессир Грандони недвижимость за городом? Дом в городе он арендует? Чума удивился. После смерти старшего брата он продал фамильный дом в Пистое, ибо не хотел оставаться в городе. В Урбино купил дом, но жил, в основном, при дворе, изредка навещая своё жилище. Будущее его было смутно и неопределённо, он и сам не знал, что будет с ним завтра — что за смысл был вкладывать деньги в землю Урбино? Хотя мысль о загородном доме, где можно было бы вдали от суеты коротать вечера за трапезами с Лелио, была привлекательной.

— Нет, дом я купил. Но за городом у меня ничего нет.