Беспамятство

На дальние прогулки не хватало сил, на хороший театр - средств, да и нс волновали се выдуманные трагедии, когда собственное нутро

корчится с утра до вечера от невидимых мук. Здоровье нс улучшалось, а тоска прирастала. Ближе к весне она сделала вылазку на Митинское кладбище. Место захоронения Макса узнала у Вали, и та взялась её сопроводить,

Сами не найдёте. Оно такое большое, больше нашей станицы. Даже микроавтобус внутри ходит.

Найду, не беспокойся.

Добираться на трех видах транспорта Ляля не стала, да и билеты дороги. Поехала на своём «Форде Фокусе», приобретённом незадолго до развода, но добиралась долго, попав в автомобильную пробку возле радиорынка, потом пропустила поворот с Пятницкого шоссе, пришлось возвращаться. А могилу действительно нашла очень быстро, тем более Валентина уже поставила мраморную стелу с портретом. Быстро управилась! Ольга горько усмехнулась

забыла, что когда есть деньги, нет проблем, а она за бензин отдала последние и купила четыре хризантемы. Все. Завтра нужно решать, на что жить дальше и жить ли вообще.

Жить. После первой клинической смерти, она поклялась себе, что на самоубийство больше нс пойдёт. Почему? Сама не знала ответа. Выкручиваться, как бедняки, ис умела, а придётся привыкать. Привыкла же обходиться без парикмахера и маникюрши, без бассейна, без фруктов - последнее наиболее чувствительно, но так живёт, или точнее — существует, половина россиян, а может, больше. Раньше она об этом не задумывалась.

Странные мысли посещали Ольгу на кладбище - нс подходящие моменту. Где священный трепет, где волнение? Этот город мертвых - временный, как всякая свалка — вызывал внутренний протест. Здесь поклоняются праху, а в Библии сказано

нс сотвори себе кумира. Лучше бы живых жалели, зачем им наша любовь после смерти? Что мёртвым земная красота вперемешку с запоздалыми слезами? Да и плачем не о них, ушедших, а о себе, лишний раз убедившись - нет бессмертия, ну, нет, хоть ты тресни! Кто следующий? Жизнь — подлянка, а умирать нс хочется, вот парадокс! Кому жизнь в радость, расстаётся с нею легко, ибо знает, что вкусил сполна и цена невысока. А кто прожил в маятс и благородной нищете — какое у него утешение? И разве нс заслужил бессмертия хотя бы тем, что не наложил на себя руки?

Ни само место упокоения любимого, ни его удачное изображение на чёрном мраморе с голубой искрой нс возбуждали особой печали. Новая боль оказалась не сильнее той, что уже получила постоянную прописку. Ольга лишь судорожно, всухую, всхлипывала

слёз тоже нс было, их не было давно, с того момента, когда она закричала в больнице, вспомнив, наконец, что Макс погиб. Какой- то участок мозга, отвечающий за впечатлительность, запекся, словно от тысячевольтного разряда молнии, и перестал испытывать жалось к собственной участи. Она знала, что Макса больше нет, но обходила в сознании этот факт стороной, чтобы сберечь мужа в памяти живым. Она хранила в себе множество деталей его облика, мучительно сладкие ощущения от соприкосновения тел, даже запахи его помнила - один от головы, другой от кожи, третий подмышками. Так нюхачи хранят в памяти оттенки духов. Но память

это то, что внутри неё, а всё, что вне, - бутафория. Напрасно она приехала на кладбище.

Ольга собралась уходить, когда её окликнула Валя, которая всё это время стояла со старшими детьми в сторонке, стараясь нс мешать. Как женщина простая и воспитанная по старинке, она с достоинством несла свой вдовий крест. Держалась по-прежнему скромно, но хорошая, хоть и чёрная одежда и банковский капитал придали ей уверенности. Она первой вступила в разговор:

Мы обе его любили. Теперь Максима нет и делить нам нечего. Давайте подружимся - вместе будет легче переносить горе.

Нечего делить! Вале в голову нс могло прийти, что недоступная и прекрасная Большакова - нищая, иначе Валя отдала бы ей все, что возможно отнять у детей. Но Ольгу деньги как таковые заботили лишь постольку-поскольку: чтобы нс умереть с голоду, надо есть и пить. Если отцу безразлична нужда дочери, почему это должно волновать постороннюю женщину?

Между тем Валентина, не теряя надежды добиться сопереживания, подтолкнула вперёд старшего мальчика.

Это же его дети!

Она подчеркнула: его! Как будто принадлежность к Максу делали их нужными Ольге.

Ляля молчала. Скользнула равнодушным взглядом по маленьким личикам, каким-то стёртым, похожим друг на друга, возможно, общей печатью скорби, которой они нс осознавали,

но подчинялись настроению матери. Невзрачные дети. Ничего общего с Максом. Неужели он любил их? Или были какие-то ещё другие дети, с веселыми смехом, розовыми щеками и улыбками до ушей? Могла ли эта унылая женщина привлекательно выглядеть в постели и обжигать тягучим дыханием страсти? Неужели она умела любить его лучше?

Мы теперь обе одиноки. Приходите к нам в гости, - сказала Валя, тушуясь от своей дерзости.