Беспечные ездоки, бешеные быки

Однако через пару недель наблюдений за «борьбой» Копполы с «Радугой Файниана» Лукас решил, что увидел достаточно. Коппола был раздосадован: «Что значит, ты уходишь? Я тебя плохо развлекаю? Неужто ты выучил всё, что можно, наблюдая за моей режиссурой?» — и предложил Лукасу стать его помощником. Так под обаяние Копполы подпал и Лукас.

Надо отметить, что Коппола не был самостоятелен — он всецело зависел от продюсера Джо Лэндона. Молодому режиссёру не улыбалась перспектива съёмок в павильоне, он стремился выехать на натуру, в Кентукки, где по сценарию и происходили события, но студия в выезде, естественно, отказывала, а Копполе, в отличие от Битти, силёнок настоять на своём ещё не хватало. Наконец, ближе к концу производства, он освободился от пут, выехал с несколькими актёрами и минимумом команды в район Залива и провёл «партизанские» съёмки.

Методы Копполы были настолько не шаблонны, что он понимал — дни его сочтены. Вспоминает Милиус: «В здании продюсера у Фрэнсиса была небольшая коморка. Он умыкал пленку, оборудование и стаскивал всё туда. Как-то он сказал: «Когда они, наконец, меня вышвырнут, у нас будет, чем и на чём делать новый фильм».

* * *

«Бонни и Клайда» закончили снимать в самом начале лета 1967 года. Студийные «шпионы» тайком проникали на просмотры чернового монтажа и Ледерер уже знал, что картину хотят «похоронить». Более того, её даже не было в выпускном графике студии. Отделом дистрибуции заведовал Мори Гольдштейн по прозвищу Пук-Пук. Не удосужившись посмотреть картину, он решил выпустить её 22 сентября в открытом кинотеатре для автомобилистов в техасском Дентоне. Вот что по этому поводу заметил Ледерер: «В те годы время хуже сентября для выпуска фильма придумать было трудно. С таким же успехом его можно было выбросить на помойку». Как-то в Нью-Йорк Ледереру позвонил парень со студии, который обычно делал для него рекламные киноролики, предварявшие выход на экраны новинок: «Я только что посмотрел черновой вариант «Бонни и Клайда». Это потрясающе, такого вы ещё не видели!». И Ледерер пошел к Кальменсону: «Послушай, Бенни, не «закрывай» «Бонни и Клайда» сразу, давай посмотрим и потом примем решение. Есть черновой монтажный вариант. Я знаю, Уоррен будет орать, но ненадолго я смогу его умыкнуть».

На следующий день Ледерер со своей командой посмотрел картину. Это был нокаут, и он, не задумываясь, направился к Гольдштепну. Тот в своем кабинете проводил совещание с четырьмя менеджерами своего отдела. «Послушай, Дик, — сказал Гольдштейн, — фильм мы смотрели и действуем в соответствии с первоначальным планом показа. Я тебе больше скажу, вот как мы хотим обставить один из грандиозных национальных премьерных показов в Дентоне — ты найдешь ретро-автомобили, поднимешь большой шум, возьмёшь Уоррена, Артура и Фей. В общем, это будет здорово». Ледерер был в ярости и обратился к менеджерам: «Послушайте, машины я, конечно, достану, не проблема, но на этом я умываю руки. Знаете, куда пойдет Уоррен, как только узнает, что вы тут решили? Он пойдет сюда, в этот кабинет, с ножом, и отрежет вам яйца, всем по очереди». С этими словами Ледерер удалился.

Тем временем в старом здании Гильдии режиссёров на бульваре Сансет состоялся первый публичный показ картины. Битти пригласил на него «гигантов» Голливуда, людей, дружбы с которыми так добивался — Чарли Фельдмана, Сэма Шпигеля, Жана Ренуара, Джорджа Стивенса, Билли Уайлдера, Фреда Цинпсмана, Сэма Голдвина, Билла Гетца и других мастеров не меньшего калибра. Нужно было набраться наглости, чтобы пойти на такое. Друзья считали, что Битти свихнулся — подобную компашку хлебом не корми, дай только поизмываться над болваном, который сыграл главную роль в собственном фильме. Подобного тщеславия не прощают. А накануне, в «Эсквайре», появилась скверная статья Рекса Рида под названием «Настоящий Уоррен Битти, пожалуйста, заткнитесь». Битти с трудом переживал унижение, никак не мог прийти в себя. Во время показа был не в настроении и едва смотрел на экран. «Бонни и Клайд» оканчивался «балетной» сценой засады. «Тогда люди ещё не привыкли к тому, что в каждом эпизоде головы разрывают на части сотни тысяч петард. В кино такого насилия ещё не показывали», — вспоминает Битти. Воцарилась тишина. Для Битти она длилась вечность. А потом зал взорвался аплодисментами. Кто-то рядов за десять позади режиссёра поднялся и сказал: «Ну что же, только что Уоррен Битти всех нас сделал».